ей язык; проследить, чтобы конкуренты ничего не пронюхали. Игорь был наделен чрезвычайными полномочиями карателя и облеченный должностью направился на задание.
Вчера в деревню наведался синий «Майбах». Он припарковался рядом с интернатом – грязный, пыльный – деревенские русские дороги предназначены только для немецких танков, но не для немецких машин. Не прошло и часа: воспитанники помыли и отполировали до блеска. Видно, не первый раз гости на грязных машинах приезжают – процесс шел быстро, схематично выверено: окатили, намылили, смыли, вытерли насухо, отполировали. Руководил действиями лично Вениамин.
Пассажира встретил Федор Степанович, проводил в дом. К вечеру гость вышел, шатаясь. Прислонился к деревянной лестнице, чего – то стал ждать. Метрах в трехстах появились мальчишки и девчонки, что – то кричали, махали руками. Потом их крик стал монотонным, действия синхронизировались. «Славим, славим, славим – господина нашего Уж…уйского»! – Геннадий не разобрал точно.
Сергей потом уточнил: «Ужукуйского». Удалось выяснить, что это был «Заказчик». Именно для него готовили сейчас сто пятьдесят молодых людей и девушек.
С детворой его пока знакомить не стали, показали только издалека: «Вот ваш повелитель, поклянитесь ему в верности».
Ужукуйский уехал на чистом автомобиле – снова в грязь, до первой лужи. Дети еще стояли с минуту на коленях, смотрели вслед.
Второй случай случился вчера. Ночью из домика Федор Степанович и Вениамин вынесли какой – то куль – он безжизненно провисал до земли. Притащили на дальнюю сторону кладбища, вынули лопаты, включили фонарик, навели мощный неоновый круг на поляну и начали копать. Закопали через час – двадцать. Геннадий решил пока не откапывать: не было ни лопат с собой, ни времени.
А на следующее утро Сергей сообщил, что в лагере пропала Манечка – милая девочка тринадцати лет.
Сергей приходил каждый день, иногда по два или три раза. Вера Марковна все пыталась его тут же накормить – шутка ли, отмахать четыре километра сюда и столько же обратно? Однако Геннадий останавливал: «Организм молодой – сколько сам захочет, столько и съест. К тому же лучше к обильной пище не привыкать: ему же еще в этом детском концлагере жить».
– А что, мы его громить не собираемся? – Задала Вера Марковна провокационный вопрос. – Разнесем все к чертям, как в «Крепком орешке».
– Ты что, их много, а мы одни. – Автоматически парировал Геннадий.
– А кого много, детей? Я думаю, они с нами сражаться не будут. Они и так все затюканные. Остаются двое – Федор этот и Вениамин.
Сергей подтвердил, что оружия у руководства не имеется. По крайней мере, он его ни разу не видел.
– Ну, хорошо, убьем мы всех. Детей выпустим. Куда их деть?
– Детей можно расселить по ближайшим деревням, дать задачу местным бабушкам – воспитать. Только, Сергей, важно какое – то напутствие подготовить выпускникам, речь. А мы подумаем над планом штурма.
Выступать из засады решили ранним утром. Всю ночь провели, прижавшись друг к другу, грелись тело о тело.
Может быть, природа и лес наполнили душу первородными инстинктами справедливых во имя жизни и дела убийств, а может, искреннее убеждение Геннадия в том, что «современный пиарщик – это разведчик и агент – нелегал без полномочий и морального запрета на убийство» помогли сделать то, что впоследствии назовут резнёй. Где – то на задворках мелькали мысли: «Мужчина я или тварь трусливая?» или «Надо же что – то делать руками» – но на четкости действий они не отражались.
Во всех военных учебниках короткий бой именуется не иначе как «короткий бой». В кино сцену, занимающую в реальной жизни от силы три минуты, можно растянуть на приквел, сиквел и иже с ними. Сейчас у Геннадия Петровича в голове творилось кино, в жизни же он еле – еле успевал за развитием событий.
Дети отправились на утреннюю пробежку под предводительством дневного дежурного, такого же мальчика, как и все остальные, только в нелепой жёлтой майке поверх нестиранной мятой футболки. «Раз, два, …, тридцать девять, – досчитала губами неслышно Вера Марковна. – Одного не хватает. Или одной?»
Вера Марковна не участвовала в спецоперации – Геннадий серьёзно опасался за ее жизнь. Через тридцать секунд после того, как последний бегун скрылся за поворотом, она отправилась перегородить им дорогу на обратном пути, на мост через речку Березайку, чтобы обсказать их дальнейшую жизнь без гнёта поработителей. Новая перспектива должна открыться воспоследующими действиями Геннадия Петровича, в успешности которых она не сомневалась. Геннадию сомневаться было некогда: глаза боялись, руки делали, мозг отдыхал, сознание криком было загнано в подпол, включились инстинкты – сначала властный, следующий – самосохраняющий.
Звон разбитого стекла разбудил Вениамина. А дымовая шашка со слезоточивым газом не дала ему проснуться. У Геннадия не было подходящего противогаза, только влажная марлевая повязка и какие – то старые мотоциклетные очки, найденные на чердаке у хозяйки. Времени – в обрез: иначе сам свалишься, а откачивать некому, Вера ждёт с ребятами победителя – освободителя.
Вениамина ржавый клинок в животе заставил шире открыть глаза, но всё – таки еще не проснуться.
– Где Федор Степанович, сволочь! Отвечать! – Грозно промычал Геннадий Петрович из – за маски.
– Вы? Там, наверху. – Показал куда – то влево и наверх, рука выше плеча не поднялась.
Геннадию было жаль оставлять клинок в качестве пробки в животе у этой сонной тетери. На брюки хлестанула кровь. Взбежал по лестнице, бросив вниз: «Стой тут, кому сказал?! Вернусь, убью!» Заместитель рухнул на одно колено – куда он там еще побежит, чучело безвольное.
Дверь директора была не заперта, с петель от удара ноги не сорвалась и начала со страшной силой закрываться. Геннадий успел рассмотреть врага, спихивающего с себя какое – то голое девичье тело. Оно безжизненно сползало с кровати. Недолго грел Геннадий топор в руке. Холодный металл вошел по рукоять в грудь насильника. «Не ожидал от себя такой силы!» – подумалось Геннадию Петровичу. Два пальца козой вошли в распахнувшиеся глаза Федора Степановича. «Зря, что ли, я перчатки со свинчаткой нашёл», – кровожадно возгордился Геннадий.
Топор из разверзнутой кровавой груди Геннадий Петрович вынимать не стал. Враг не шевелился, глаза тоже, вернее – то, что от них осталось. Геннадий снял перчатки со свисающим с указательного и мизинца кровавым студнем, мельком обыскал комнату. Какой – то детский трупик валялся на полу. «Бедная девочка», – подумал Геннадий, переворачивать лицом не стал. Увидел пульт от телевизора, включил.
Телевизор заорал на полную громкость: «Еще раз поздравляем Дмитрия Анатольевича Медведева с сорокапятилетнем юбилеем! С вами была передача «Малахов плюс» и ее ведущий…»
– Геннадий Петрович! Геннадий Петрович!
«Да, надо же. Мы тёзки. Не обращал внимания», – начал соображать в каком – то другом измерении Геннадий Петрович.
– Геннадий Петрович! Да проснитесь же! – Вера Марковна растолкала обездвиженного Геннадия.
– А? Да. Чего? Прикорнул маленько. – Геннадий проснулся и подумал: «Какой я жестокий все – таки».
– Сергей прибежал и сказал, что всех связал – и Федора Степановича, и Вениамина. Сейчас будет построение. Надо что – то сказать ребятам. А этих субчиков отвезём Паше Астахову, по дороге сопроводительное письмо напишем. Мне эти детективы на свежем воздухе надоели, домой хочу.
– Надо же, как все быстро случилось.
– Ничего, что мы здесь детей оставили? Ведь приедут боссы, поубивают к чертям.
– Вера, хватит уже чёрта всуе поминать. Расчертыхалась тут. Никто их не хватится – делать им нечего, по деревенским домам рыскать. Они даже свидетелей опрашивать не будут, не в их стиле. Большие ребята умеют проигрывать. Лучше давай подумаем, что делать, если этот Синдикат придет к нам в «РосПиар» с глупыми вопросами. Но это дело завтрашнее или, надеюсь, послезавтрашнее, будем решать проблемы по
