— Вам хочется славы?
— Хочется. Что-нибудь такое сделать лучше всех, чтобы все на меня смотрели и чтобы мне подражали.
— Все равно чтo, только бы прославиться?
— Знаете, — сказала Вера, — я, когда еще маленькая бывала в цирке, потом сама могла делать разные фокусы. Например — это очень трудно: взять стакан с водой и лечь на пол и потом встать и не пролить ни капли.
Она изменилась в лице, оживилась и заинтересовалась разговором, как маленькая девочка.
— А в студии вам нравилось?
— Да, но я была там недолго, — сказала Вера. — Хотите, я кого-нибудь представлю? — При этом она встала, вытянулась и дернула головой, в точности как это делаю я. Потом она состроила бессмысленные глаза и уставилась куда-то в пространство.
Я расхохотался.
— Вам подошло бы быть актрисой. У вас прелестная манера говорить и очень точные движения, — сказал я.
— Как вы это заметили? — спросила Вера. — Я думала, что вы никогда никого из нас не видали.
— Почему?
— Потому, что вы вечно лежите у себя наверху и разговариваете только с Асламазяном и с докторшей Ниной Алексеевной. Она вам, наверное, нравится.
— Я лежу, потому что я болен, — сказал я.
— Что же с вами?
— У меня болит сердце, — сказал я и вспомнил о своих страхах.
— Это и у меня бывает, — легкомысленно сказала Вера, — поболит и проходит. А все-таки, нравится вам Нина Алексеевна?
— Вы мне нравитесь, — сказал я и обнял Веру.
«Зачем я это делаю?» — подумал я и повернул ее к себе, чтобы поцеловать. Вера повернулась. Я быстро отстранился, потом взял ее руку и осторожно поцеловал кончики пальцев. Она так изменилась в лице, что у меня сердце остановилось на секунду.
— Ай, не надо, — сказала Вера и отдернула руку.
Я смотрел в огонь.
— Я сейчас покажу вам какой?нибудь этюд, как мы делали в студии, — скороговоркой сказала Вера и, сняв с руки невидимую перчатку, отыскала на ней невидимую дырочку и невидимой ниткой принялась ее зашивать.
Я в самом деле только тут в первый раз увидел Веру. У нее было смугловатое лицо, небольшие темные глаза, временами зеленые, непонятное сходство с Марией-Антуанеттой, извилистые губы; прелестный овал, очерченный какой-то чистой и почти отвлеченной линией. Во взгляде были стремительность и лукавство: лицо из картины Ватто.
VII
Утром у меня снова было удушье, но я так долго носился со своим страхом смерти, что он у меня прошел. Эшелон стоял на запасных путях без паровоза. Я вынул «Вертера» из своей полевой сумки и пошел побродить. Вернувшись, я попал в самую середину ссоры. Левит топтался на бревнах у печки и ревел: «Я не допущу, чтобы какая-нибудь проститутка...» Все это относилось к Вере. Девчонки кругом молчали. Докторши варили суп. Маленькая Лариска ползала у всех в ногах. Вера всхлипнула, отвернулась и горько расплакалась.
— Как вы смеете так говорить! Замолчите сию же минуту! — закричал я.
