Двенадцать с довеском
Пенелопины женихи,
островные царьки-пастухи,
разорались, как петухи.
— Выбирай, — кричат, — выбирай!
Не Ормений, так Агелай!
А не то разорим весь край!
Целый день женихи пируют,
соревнуются, маршируют,
по ночам рабынь дрессируют.
У рабынь интересная жизнь:
то мети, то пляши-кружись,
то скомандуют вдруг: “Ложись!”...
А не ляжешь — побьют отчаянно:
обнаглевший гость — хуже Каина.
Двадцать лет, как дом без хозяина.
Но хозяин — уже вот-вот:
у Калипсо лет семь, у Цирцеи год
погостил — и домой плывет.
Входит — бомж бомжом. Присел у стола.
Тут Меланфо на страннике зло сорвала:
у нее, как на грех, задержка была.
Дальше ясно: резня. Женихам — аминь:
только головы лопались, вроде дынь.
Подметать позвали рабынь.
Заодно допросили: ты, тварь! с врагами валялась?
Не реветь! не давить на жалость!
Значит,
