Карповым Алексеем.
Слушая эти рассказы, Машутка была вне себя от счастья.
— А я-то дура, а я-то дура… — без конца повторяла она.
Попрощавшись с Калиной, Машутка пошла к Дине.
Подруга встретила ее с заплаканными глазами, с осунувшимся лицом. Стремясь скрыть свое настроение, Дина несколько раз тряхнула головой, как бы отгоняя мучившую ее неотвязную мысль. Но ей от этого не стало лучше, тогда она смущенно посмотрела на подругу, подошла к столу и достала папироску.
— Ты куришь, Дина? — удивленно спросила Машутка.
Лицо Дины вытянулось, глаза стали злыми. Отшвырнув спички и не скрывая досады, ответила:
— От такой жизни не только курить, но пить будешь, а потом и с ума сойдешь.
Машутка поднялась. Она давно хотела поговорить с подругой откровенно, но все как-то не решалась. Но сейчас поняла, что тянуть больше нельзя.
— Что с тобой, Дина, ты такая непонятная стала? — спрашивала Маша.
— Что же тут непонятного? — угрюмо ответила Дина. — Жить надоело. Вот и все.
— Но жить-то все-таки надо.
— Да, надо, — горячо заговорила Дина. — Но как? Для чего? Кругом одна неправда. Одни с жиру бесятся, Тучкин например, а мы горемычим. Вот теперь опять поезжай, не зная куда и не зная зачем. Опять та же служба, та же война. За что, за что, я тебя спрашиваю? За Тучкина, что ли? На что он мне нужен. Не хочу я больше, понимаешь, не хочу…
— Так не служи, если не хочешь, — посоветовала Машутка.
— Не служи. Легко сказать, не служи, — с горечью продолжала Дина. — А куда деваться?
— Давай останемся в Челябинске, — решительно сказала Машутка. — Я давно хотела поговорить с тобой об этом. У меня здесь знакомые есть. Дождемся красных, и все кончится. Но учти, тогда нам, возможно, с белыми воевать придется.
В глазах у Дины опять заблестели злые огоньки.
— Ну что ж, и будем. Я, например, готова их зубами рвать. Ты даже представить себе не можешь, как я ненавижу их.
Машутка крепко обняла подругу.
— Вот и хорошо. Но какие же мы дуры, Дина. Мучились, думали, а договориться не могли. Давай переходи ко мне.
Дина задумалась.
— Только не сегодня. Без подготовки в беду можно попасть, — потом подумала еще и сказала:
— Завтра бал, мне два билета дали. Пойдем. А с бала — прямо к тебе.
Простившись с Диной, Машутка пошла в указанный Калиной дом на окраине города. Раскаленная за день земля все еще дышала жаром. По небу, точно многочисленное стадо баранов, плыли высокие облака. Город как бы вымер, только с далекой станции долетали глухие гудки паровозов.
Калина встретил девушку во дворе. Взяв за руку, молча повел в сени.
— Вот знакомьтесь, Марья Яковлевна: Машутка это, соседка моя, — сказал он, подводя девушку к сидевшей в углу немолодой, по-деревенски просто одетой женщине.
Поднимаясь и подавая девушке руку, Мария Яковлевна посмотрела на нее ласковым взглядом и, по- матерински улыбнувшись, сказала:
— Вот ты, оказывается, какая. Ну садись, я рада видеть тебя.
Но Машутка не успела сесть. Чья-то тяжелая рука опустилась на ее плечо. Обернувшись, она увидела Юсупа.
— Юсуп! — воскликнула девушка. — И ты здесь. Жив, здоров! Почему же ты так долго не появлялся? Я ждала, ждала…
— Нельзя было, Маша. Дела не позволяли.
— А как Каюм? Где он теперь?
Юсуп опустил глаза:
— Каюма больше нет, Маша. Его тогда же застрелили.
Машутка взяла Юсупа за руку, и они долго молча стояли, каждый по-своему вспоминая погибшего.
Кузьма Прохорович предложил собравшимся подумать над тем, как сорвать начатую в городе пропаганду, связанную с отправкой французского батальона, и показать колчаковцам настоящее отношение челябинцев к этой затее.
После того, как несколько человек высказали свои предложения, слово взяла Мария Яковлевна.
— Бал надо сорвать, — сказала она и тут же пояснила, как это можно сделать.
— Предложение неплохое, — согласился Кузьма Прохорович, — но мы больше одного билета не достанем. Туда нашего брата пускать не будут, охрана военная.
Неожиданно поднялась Машутка.
— Поручите это дело нам с подругой. Мы военные, у нас будут билеты, — и она рассказала о Дине.
Но некоторые из присутствующих считали, что поручать такое дело девушкам опасно.
Особенно горячо возражал Юсуп. Он все еще находился под впечатлением гибели друга.
Кузьма Прохорович вначале тоже колебался, но потом, как видно, поборов возникшие сомнения, сказал:
— Другого выхода у нас нет. Надо соглашаться. — И, как бы успокаивая себя, добавил:
— Нам всем дел хватит.
К солдатам надо пойти, к железнодорожникам, листовки…
Утром Машутка сказала хозяйке, что она очень бы хотела пойти на бал, чтобы проводить дорогих союзников на фронт. Но у нее нет подходящего наряда. Хозяйка с удовольствием одобрила намерение девушки и разрешила ей выбрать из своего гардероба платье.
Машутка пришла в парк вместе с Калиной. Оба они принесли по огромному букету цветов. С такими же букетами была Дина и приехавшие с ней в автомобиле ее «друзья» Тучкин и Харин.
Вечер начался торжественным собранием. На большой деревянной сцене стояли накрытые белыми скатертями и заставленные цветами столы. В глубине сцены висел большой плакат: «Союзники разобьют большевиков около Челябинска. Честь им и слава».
Первые от сцены два ряда скамеек занимали офицеры и их жены. С правой стороны стояла рота французских солдат. Приводить в парк весь батальон начальство не решилось. Все остальные места были заняты устроителями бала. Это были разбогатевшие на спекуляции торговцы и представители местной власти. Публики собралось много.
Машутка вместе с Калиной и еще одним незнакомым ей человеком, задолго до открытия занавеса, пробились с левой стороны к самой сцене и так стояли там, слушая выступающих ораторов.
После приветствий нескольких высокопоставленных военных и гражданских лиц последним выступил командир французского батальона. Энергично жестикулируя, он что-то громко и долго говорил.
Обращаясь к сидящим за столами мужчинам и женщинам и, как видно, стремясь в чем-то их уверить, француз бил себя в грудь кулаком, и то и дело показывал на своих солдат, не обращая внимания на их хмурые, недовольные лица. Выступление француз закончил громким возгласом:
— Ура, руська свобод!
— Урра! — закричал стоящий рядом с Машуткой Калина.
— Ура-а!!! — подхватили десятки голосов. На сцену и под ноги французов полетели букеты цветов. Вслед за Калиной Машутка тоже бросила свой будет на сцену и, чувствуя, как обливается холодным потом, стала продвигаться в сторону выхода.
Сидящий рядом с Диной Тучкин видел, как, поднявшись на ноги, Дина, прежде чем бросить букет на сцену, выдернула какое-то кольцо и, уронив его на пол, отшвырнула ногой в сторону, потом, согнувшись, быстро пошла к выходу и скрылась за пришедшим в движение народом.
Удивленный поведением Дины, Тучкин поднялся на ноги и, не взглянув на растерянного Харина,
