Съемочная смена закончилась к двум часам ночи, и я подвез Милену домой. Вышел из машины, провожая ее. Вся «клюшка» спала, лишь на последнем, девятом этаже светилось одинокое окно — полуночник бодрствует, либо чей-то склероз препятствует экономии электричества. Не доходя к своему парадному Милена остановилась и фыркнула — с шумом выпустила воздух через ноздри.
— Что? — спросил я.
— Вот черт, — сказала она, — мамаша загуляла... Из мрака донесся кошачий ноктюрн.
— Откуда ты знаешь?
— Да по ряду признаков. Вот будет весело, если она опять забыла мне ключ оставить...
Под ковриком у двери квартиры ключа не оказалось, а только рыжий очень нервный таракан, тотчас убежавший зигзагами.
— Ну, ничего страшного, не беспокойтесь, — сказала Милена. — Я уже много раз ночевала на крыше... — тут она провела пальцами по лицу, словно сметая паутину, остановила руку, недоуменно, будто впервые видела, рассмотрела свою кисть, неловко улыбнулась, как бы прося прощения за что-то. — Только мне нельзя сидеть на краю, а то меня так и тянет вниз... Ну, прощайте! Спасибо за все. Будьте счастливы.
— Милена... — начал я.
— Нет, — сказала она уже пролетом выше. — Не надо, Виталий Константинович. Не поминайте лихом неразумную Милену...
Возвращаясь к автомобилю, я приостановился и какое-то время задумчиво изучал открытую форточку в кухонном окне Милениной квартиры на первом этаже. Щепка Милена вполне могла бы, а если бы я подсадил — тем более — в нее пролезть.
Интересно также, по каким таким признакам Милена ухитрилась определить, что ее мамочка загуляла? Перед уходом родительница переставила кактус на условленное место? Профессор Плейшнер, несмотря на инструкции Штирлица, не обратил внимания, а глазастая Милена заметила?
Дурачила девочка меня умело и вдохновенно. Как лоха.
* * *
Я наблюдал, как городской ландшафт разворачивается навстречу, как далекая спичка, освещенная фонарем, скороспело взрослеет, превращаясь в столб и уносится в прошлое, улетает за спину с глаз долой, из сердца вон, когда указательный палец моей левой руки нажал рычажок поворота... Я развернулся и покатил в обратном направлении.
* * *
Сидящая Милена силуэтом виднелась на парапете, обрамлявшем крышу — обхватив голени руками и уткнув щеку в колено, она дрожала от холода. Два кота при моем появлении прекратили ушираздирающее выяснение отношений и вылупились на меня, глаза одного из них загорелись в темноте нехорошим намеком на дальнее родство с тиграми. Девушка же головы в мою сторону не повернула, хотя соприкосновения моих подметок с хрусткой цементной крошкой были звучными, как в триллерах. Знала, что я вернусь, не смогу не вернуться?
Я снял с себя пиджак, накинул ей на плечи. После чего повернулся и захрустел назад, так ни слова и не сказав. И услышал за своей спиной ее шаги.
* * *
— А где я буду спать? — спросила Милена, окидывая взглядом мою квартиру
— У меня только одна кровать, — грубовато ответил я.
— А вон раскладушка есть! — разглядела она.
Я вынес сей предмет на середину комнаты и расставил. Свою целостность продемонстрировали три или четыре пружинки, в результате края провисали, а середина так вообще вся лежала на полу.
— Мой друг останавливался проездом, — объяснил я. — Сто пятьдесят килограммов живого веса...
Когда я вышел из ванной в пижаме, то увидел, что Милена уже лежит в моей двуспальной кровати и читает при свете торшера иллюстрированный журнал. Ее платье было аккуратно развешано на спинке стула.
Когда я приблизился, она тихо ойкнула и закрыла глаза ладонями.
Я забрался под одеяло и, повернувшись к ней спиной, сказал:
— Спокойной ночи.
Потянулась длинная пауза, потом раздался голос Милены:
— Спокойной ночи... Затем:
— Свет потушить?
— Как хочешь, — ответил я. Она вдруг начала смеяться:
— Так потушить? Или оставить? В смысле — вы спите при свете или без света?
— Хочешь — при свете. Хочешь — без света.
Она прямо ухахатывалась:
— Так тушить? Или не тушить?
— Слушай, прекрати истерику. Туши свет и спи.
— Ага, хорошо, — неожиданно совершенно спокойно сказала она. Утром, проснувшись, я обнаружил, что Милена сопит на моем плече.
