твоей прежней ассистенткой? Почему ты ищешь новую?
— Она ушла в декрет.
— Она забеременела, и ты дал ей отставку... Спустя время и я от тебя забеременею, ты и мне дашь отставку, начнешь искать новую ассистентку... объявишь кастинг...
Званцев рассмеялся.
— Я буду предохраняться. — Из прикроватной тумбочки он извлек большой прозрачный целлофановый пакет и бросил его на стол как раз на нейтральной полосе между нашими бокалами.
Пакет был доверху забит презервативами всевозможных фирм-производителей — в аккуратных коробочках, оживленных фотографиями полуодетых или полураздетых — как кому больше нравится — красоток.
— На целый год вперед запасся? Брови его поднялись.
— Мне едва на месяц хватит...
— О-о-о! — только и могла сказать я. С улыбкой, разумеется.
— Выбирай, какой тебе сегодня больше по душе.
Я остановила свой выбор на упаковке, на которой частично, краем налазили друг на друга два червовых туза, очевидно, призванные символизировать два сердца, положила эту коробочку на стол.
— Отличный выбор! — дежурным бодряческим возгласом продавцов и коммивояжеров одобрил он. — А чем, если не секрет, тебе приглянулся именно этот? Исходя из опыта? Твой партнер пользовался именно таким?
— Исходя из эстетических соображений. Коробочка самая красивая. Как на мой вкус.
— Чисто по-женски. Некоторая склонность к поверхностному восприятию, а отсюда — к поверхностным суждениям. Многие женщины выбирают красивую упаковку, не задумываясь о качестве содержимого...
— Если ты имеешь в виду себя, то мысль довольно верная, — заметила я. Он рассмеялся.
— Я не однолюб — разве это преступление? Что естественно, то не безобразно. Очевидно, это была его любимая поговорка.
— Тебе, должно быть, нравится такая жизнь — все время новые лица, новые страны и города, новые чужие мысли... Сегодня ты в ЮАР, завтра в Париже, послезавтра, скажем, в Японии...
— Ой, вот только про Японию не надо. Япония — тяжелый случай... Я не смог бы работать на одном месте — ка-аждый день с вось-ми-и до пяти-и... одно и то же!.. Стоматолог, например. Это же кошмар! Каждый божий день — сверлить, дезинфицировать, ставить пломбу, шлифовать заподлицо, следующий: опять — бормашина, дезинфекция, пломба, шлифовка — изо дня в день, из года в год... Я б волком завыл от тоски. У меня такая натура — нужно разнообразие. Мое любимое стихотворение: «Я ненавижу свет однообразных звезд»... — он сделал явственное логическое ударение на слове «однообразных».
Я продолжила:
— Здравствуй, мой давний бред
— Башни стрельчатой рост!
Кружевом, камень, будь,
И паутиной стань,
Неба тугую грудь
Острой иглою рань!
На лице его отразилось изумление. И несколько оправившись от него, он вступил — в начале новой строфы в унисон со мной, далее мы с ним декламировали вместе — слово в слово, буковка в буковку, одновременно делая: паузы, синхронно повышая и понижая голос, нарастая и спадая, на одном дыхании, как один человек, или же как два профессиональных чтеца, много репетировавших и много выступавших перед публикой дуэтом, даже жесты у нас были идентичными — в одних и тех же местах стихотворения:
— Будет и мой черед.
Чую размах крыла.
Так, но куда уйдет
Мысли живой стрела?
Или, свой путь и срок
Я, исчерпав, вернусь?
Там я любить не мог.
Здесь я любить боюсь...
— Ты любишь Мандельштама? — спросил он после того, как мы некоторое время послушали тишину.
— Это мой любимый поэт.
— Вот только почему я не вижу тебя внутри? Очень сильное биополе? Что у тебя в голове, что ты за человек...
— А может, я и не человек вовсе? — спокойно сказала я. Видно было, что он похолодел. Я продолжала нагнетать:
