конечно, вызвали в школу, а он у меня был характером крут. Явившись домой, он сказал, чтобы больше не слышал ни о каких монетах, что он запрещает мне заниматься нумизматикой. Он хотел выбросить всю мою коллекцию, но кто-то из соседей сказал ему, что она представляет какую-то ценность. В общем, родители все убрали и отправили меня в пионерский лагерь – как раз лето подошло.
– Печально... – сказал Леня, собираясь добавить еще, что искренне сочувствует заказчику, но обнаружил, что сочувствия-то как раз в его душе и нет.
– С Митькой мы больше не сталкивались, – заговорил Антон Иванович, – осенью он пошел в другую школу, потому что родители переехали. А я, как ни пытался, не мог забыть нумизматику. Хотел начать все заново – никак не получалось, все же деньги какие-то нужны или обменный фонд. У меня же не было ни того ни другого. Отец и слышать не хотел о том, чтобы отдать коллекцию, отношения у нас с ним испортились. И как оказалось, навсегда. Я со свойственным юности максимализмом затаил обиду и все делал наперекор. Все родительские советы воспринимались мной в штыки. Я едва закончил школу, учителя перекрестились, выпустив меня, потому что я надоел им своим хулиганством до чертиков.
Один из селезней вышел на берег и вразвалку подошел к столику. Он повернул изумрудную голову и поглядел очень выразительно, совсем как кот Аскольд, когда он отирается возле холодильника. Леня рассмеялся и бросил ему булку.
– Вы слушаете? – спросил заказчик с заметным неудовольствием в голосе.
– Я слушаю, но не могли бы вы выражаться яснее, – попросил Маркиз, – и ближе к делу, пожалуйста...
– Ну, с тех пор прошло очень много времени, я относительно преуспел в жизни и решил на старости лет снова заняться нумизматикой. Собрал неплохую коллекцию, и даже та, первая, детская, ко мне вернулась после смерти отца.
Митька Осетровский тоже не терял времени даром. Он разбогател и открыл частный музей нумизматики, потому что коллекция его была огромной и очень интересной. Он пригласил на открытие всех коллекционеров, но только не меня. Хотя я, конечно, и сам бы не пошел, мы с ним с тех пор так и не встречались.
Но потом, когда музей открылся для посетителей, я пришел туда как обычный посетитель, деньги за билет заплатил... – Антон Иванович усмехнулся. – И каково же было мое удивление, когда я увидел в одной витрине мою монету! Ту самую, государства Маньчжоу-Го! Ту, что он украл у меня, когда мы были детьми! Он сохранил ее, и, судя по коллекции, она принесла ему удачу. Ему, а не мне!
Леня исподтишка взглянул на заказчика, ему не понравилась излишняя ажитация в голосе собеседника. Так и есть – глаза горят, волосы взлохмачены, сам очень возбужден.
– Короче, – заказчик неожиданно успокоился, – я решил, что монета должна вернуться ко мне. Это талисман, понимаете? Это подарок человека, которого я очень уважал. Можете считать это моим капризом, хотя на самом деле это не так.
– А вы не пробовали по-хорошему договориться с Осетровским? – протянул Леня и тут же отодвинулся и замахал руками. – Понял, понял, давняя вражда!
– Да нет, просто он ничего не продает...
На миг в глазах заказчика мелькнуло странное выражение, но тут же исчезло, и Маркиз так и не смог понять, что бы это значило.
– Так вы согласны? – напрямую спросил Антон Иванович. – Вопрос о вознаграждении решим тотчас же.
Решили к обоюдному согласию. Маркиз поступился принципами насчет десяти процентов и назвал солидную сумму, а заказчик не стал торговаться.
– Ну-с, – по окончании разговора заказчик посмотрел на часы, – не смею вас больше задерживать...
Леня быстро опустил глаза, чтобы клиент не увидел в них нечто для себя чрезвычайно неприятное. Нет, все-таки до чего этот человек ему не нравится!
– Позвольте откланяться, – сказал он, вставая, – я сообщу вам о результатах.
– Как скоро это будет?
«Скоро только кошки родятся», – хотелось хамски ответить Маркизу, но он, естественно, сдержался и улыбнулся как можно любезнее, отказавшись назвать точные сроки.
Не подав на прощание руки, заказчик пошел на другую сторону пруда, где пристроился к удочке. Леня проводил его рассеянным взглядом и неторопливой походкой побрел к выходу из парка. Однако как только кусты сирени скрыли его от внимательных глаз официанта, Леня тут же развернулся и пошел назад, забирая в сторону.
Он миновал павильон, на котором теперь была вывеска «Ресторан “Подворье”». Была в ресторане открытая терраса, а также довольно приличный зал внутри. Зал был пуст, как, впрочем, и терраса – очевидно, ресторан открывался позднее.
Маркиз окинул все это великолепие скучающим взглядом, как праздно шатающийся человек. И тем не менее откуда-то тут же вынырнул рослый, накачанный парень и сказал вроде бы вполне дружелюбно:
– Мы закрыты до шести!
Чувствовалось, что дружелюбие это наносное и что если Леня сделает хоть малейшую попытку возмутиться, охранник с удовольствием выставит его вон.
– Да я ничего такого! – Леня простодушно улыбнулся. – Просто смотрю, гуляю...
– Нечего смотреть, у нас не музей! – нахмурился охранник.
«Ну что тут за публика! – расстроился Леня. – Официант – прохиндей, охранник – хам! Ой, до чего же мне здесь не нравится...»
Однако уйти просто так нельзя, по устоявшейся привычке он хотел выяснить что-нибудь про заказчика.
Судя по всему, он проводит в этом Архиерейском саду много времени, официант запросто называет его Иоганнычем, стало быть, свой он тут человек. Но официанта расспрашивать нельзя, этот держиморда тоже ничего не скажет, а то и накостыляет. Леня-то за себя постоять сможет, но шум устраивать совершенно ни к чему.
Он разочарованно отвернулся и побрел в сторону. Обогнув павильон, он увидел, что ресторан шикарный только с виду, потому что задний двор огорожен был простой проволочной сеткой, валялись там какие-то ломаные доски и ящики, а также остатки деятельности трудолюбивых пионеров – какие-то транспаранты и вырезанные из фанеры силуэты крейсеров. Оглянувшись, Леня прошел вдоль сетки до маленькой калиточки, которая не была заперта на замок, а просто замотана проволокой, как у нерадивого деревенского хозяина. Маркиз взялся было за проволоку, но тут из-за ящиков появился здоровенный мужик в грязной белой куртке и поварском колпаке. Одной рукой мужик тащил что-то маленькое, извивающееся и визжащее, как поросенок.
Маркиз едва успел отскочить в сторону и спрятаться за непонятные кусты. Свободной рукой мужик рванул калитку и выбросил свою ношу на пыльную траву.
– И чтобы ноги твоей больше в ресторане не было! – пророкотал он, прибавив на прощание матерную тираду, и удалился.
Леня высунул голову из кустов и увидел, что на траве валяется мальчишка – худой и малорослый. Он размазал рукавом по лицу сопли и со стоном приподнялся.
– Ты живой там? – окликнул его Леня.
– А то, – буркнул мальчишка.
– Тогда отползай сюда, в кусты...
– Это зачем? – гнусаво спросил мальчишка. – Чего мне там вообще делать?
– Ну как хочешь, – покладисто согласился Маркиз, – тогда я пойду...
– Погоди! – встрепенулся мальчишка. – У тебя закурить есть?
– Ну, найду...
Мальчишка мигом перебрался в кусты. Тут было грязновато, но зато их не могли видеть из ресторана.
– Этот, в колпаке, шеф-повар, что ли? – поинтересовался Маркиз.
– Он, зараза, – согласился мальчишка, – давно на меня наезжает. А чего я сделал-то? Банки переставил
