цель, к которой планируется идти. Поэтому смешивание техник в противоречивых рамках концепций чревато опасностями. Хотя такие смешивания могут казаться экспериментированием или эклектицизмом, в долгосрочной перспективе, скорее всего, это создаст определённый «умственный диссонанс», который может сказаться на состоянии глубинных уровней психики вплоть до полного беспорядка в голове.
Моим вторым замечанием будет указание на то, что «недвойственные» духовные традиции далеки от согласованности друг с другом, и более того, они скорее предлагают широкий спектр существенно различающихся взглядов, окрашенных ещё более широким разбросом концепций, которые устанавливаются той или иной философией.
В ведантизме недвойственность (адвайта) означает отсутствие на абсолютном уровне различения между Атманом, самым глубинным «я», и Брахманом — божественной реальностью, лежащей в основе мира. С точки зрения наивысшей реализации существует только одна абсолютная реальность — которая одновременно и Атман и Брахман — и цель духовного совершенствования узнать это подлинное «я», Атман, вневременную реальность, Сущее, Осознанность, Блаженство. Все школы буддизма отрицают идею Атмана, и ни одна из них не принимает доктрину недвойственности Веданты.
С позиции Тхеравады, любое устремление обнаружить самость, не важно — постоянное личное «я» или абсолютное вселенское «я», отбрасывается как обманный путь, как грубая метафизическая ошибка, рождённая неспособностью правильно познать природу реальности конкретной личности. Согласно палийским суттам, существо есть всего лишь комплекс пяти совокупностей, каждая из которых отмечена печатью непостоянства, болезненности и бессамостности. Любое утверждение о самостности по отношению к этому комплексу непостоянных обусловленных феноменов есть лишь частный случай взгляда о наличии «я» (sakkaya-ditthi), что является основной путой, привязывающей к кругу перерождений. В буддизме достижение освобождения осуществляется не путём познания истинной самости или абсолютного «я», а через растворение даже наитончайшего ощущения самости по отношению к пяти совокупностям, «ликвидация всего, что сотворяет «я», «моё», а также и лежащие в основании тенденции к заблуждению [насчёт этого]».
В школах Махаяны, несмотря на их значительные различия, есть совпадение в утверждении одного тезиса, который с позиции Тхеравады является практически вопиющим. Это утверждение о том, что нет абсолютной разницы между сансарой и нирваной, омрачённостью и чистотой, невежеством и просветлением. С позиции Махаяны просветление, к которому ведёт буддийский путь, в точности состоит в реализации недвойственности. Подлинность условной двойственности отрицается, потому как абсолютная природа вещей и всех феноменов — это пустотность, отсутствие любой субстациональной или внутренней реальности. Поэтому в такой пустотности все различные и противоположные феномены в конечном счёте одинаковы: «Все дхармы имеют одну природу, которая есть не-природа».
Учение Будды, изложенное в Палийском Каноне, не утверждает философии недвойственности ни в каком из видов. Я бы добавил, что в палийских суттах невозможно найти таковых утверждений даже в скрытом виде. И в то же время, я не говорю о том, что палийские сутты постулируют дуализм в качестве метафизической гипотезы, предназначенной для интеллектуальных рассмотрений. Если рассматривать Палийский Канон, то я бы охарактеризовал намерение Будды больше как прагматическое, нежели как спекулятивное. И в то же время я бы сказал, что этот прагматизм основан не на философских допущениях, а на реальности того, как всё есть, что увидел Будда, достигнув просветления. В отличие от «недвойственных» систем, подход Будды не заключался в открытии единого принципа за пределом нашего повседневного опыта восприятия мира. Наоборот, Будда берёт сам конкретный факт наших жизненных переживаний со всей их путаницей противоречий и напряжений в качестве основы и рамок, чтобы выявить главную проблему самой сути человеческого существования и предложить путь к решению этой проблемы. Потому путеводной звездой в буддийском пути является не окончательное единение, а уничтожение страдания, что ставит решение этой экзистенциальной дилеммы на самый фундаментальный уровень.
Когда мы исследуем наш опыт в точности таким, каким он представлен, мы обнаруживаем, что он пронизан целым рядом критически важных двойственностей с глубочайшим смыслом духовного совершенствования. Учение Будды, записанное в Палийском Каноне, решительным образом устанавливает наше внимание на этих двойственностях и определяет их признание как важнейшую основу для любого честного поиска освобождающей мудрости. Именно эти противоположности — добро и зло, страдание и счастье, мудрость и невежество — определяют путь к просветлению и освобождению как срочную и жизненно важную задачу.
На самой вершине двойственностей стоит противоположность обусловленного и необусловленного: сансары — круга повторяющихся рождений и смертей, где всё непостоянно, подвержено изменению и болезненности, и ниббаны — состояния окончательного освобождения, нерождённое, вечное, бессмертное. Хотя ниббана, даже в самых ранних текстах, совершенно точно определяется как абсолютная реальность, а не как этическое или психологическое состояние, нет ни малейшего намёка на то, что эта реальность метафизически неразличима на определённом глубинном уровне от её явной противоположности — сансары.
Напротив, Будда часто повторял, что сансара — это удел страдания, заправляемый жадностью, злобой, невежеством, где мы пролили слёз больше, чем воды в океане, тогда как ниббана — необратимое освобождение от сансары, достигаемая уничтожением жадности, злобы, неведения и оставлением всякого обусловленного существования.
Поэтому Тхеравада ставит противоположность ниббаны сансаре в качестве самой основы всего пути к освобождению. Даже более того, она постулирует эту противоположность как конечную цель, что есть в точности выход из сансары и достижение освобождения в ниббане. Помимо двойственности сансары и нирваны, Тхеравада значительно отличается от махаянских школ ещё и в вопросе отказа рассматривать эту двойственность сансары и нирваны в качестве подготовительного урока для учеников со слабыми способностями, и последующего замещения более высокой реализацией недвойственности. С точки зрения палийских сутт, даже для Будды и Архатов страдание и его прекращение, сансара и ниббана, остаются различимыми.
Духовные искатели всё еще преследуют различные традиции созерцаний, которые обычно утверждают, что высшее духовное учение должно быть единым, что постулирует метафизическое единство как философскую основу и конечную цель просветления. Чтобы это предположение стало аксиомой, они могут затем и сделать вывод, что палийское буддийское учение с его настойчивостью в ударении на двойственностях является неполным и предварительным, требующим реализации недвойственности. Для таких людей исчезновение двойственностей в окончательном единстве всегда будет казаться более глубоким и полным.
Однако с этим утверждением я хотел бы поспорить. Согласно собственному учению Будды, глубину и полноту нельзя купить по цене «различения», а следует постичь на самом высоком уровне, сохраняя при этом нетронутость разнообразия и двойственностей, и это столь очевидно при мудром рассмотрении мира. Я бы добавил, что учение, которое настаивает на различении реальных двойственностей такими, какие они есть, в конечном счёте более удовлетворительно. А причина этой большей удовлетворительности, несмотря на отказ устремлять ум к полному единству, заключается в значимости другого фактора, который аннулирует важность к единению. И этим фактором является нужда оставаться в действительности, [т. е. в реальности, какая она есть].
Я считаю, что учение Будды, представленное традицией Тхеравады, превосходит все прочие попытки разрешить духовные дилеммы человечества за счёт своего отказа жертвовать данностью ради единения. Дхамма Будды не указывает на всеохватывающий абсолют, в котором растворяются напряжения повседневного опыта в метафизическом единении или непостижимой пустотности. Оно, скорее, указывает нам на действительность конечной сферы постижения, к тому, как существуют все вещи на самом деле (yathabhuta). Кроме прочего, оно указывает нам на Четыре Благородные Истины страдания, его источника, его прекращения и пути, ведущего к его прекращению, то есть к освобождающему провозглашению того, как всё существует. Эти четыре истины, говорит Будда — благородные истины. И делает их благородным то, что они действительны, не подлежащи сомнению, неизменны (tatha, avitatha, anannatha). Именно неспособность узреть эти истины заставляет нас вращаться в сансаре. Именно постижение этих истин в точности такими, какие они есть, позволяет достичь подлинной цели духовного путешествия — прекращения страданий.