Впрочем, тут не до жиру. Рухнув за какую-то преграду, подозрительно напоминающую небольшую пирамиду из цинковых гробов (интересно, они хоть пустые или…?), попробовали отдышаться.
— Спасибо, Вадим. Была мечта, чтобы меня всю жизнь на руках носили! — прочувственно сказала девушка, переворачиваясь на живот и сплевывая тягучую слюну.
— Всю жизнь?! — не понял этот тугодум, и просиял. Застенчивая улыбка на перемазанном кровью лице сделала б ему «Оскара» в любом фильме ужасов. Даже жалко разочаровывать ребенка…
— Они без бронников… милый. — И для лучшего понимания махнула рукой в сторону наступающего строя, наблюдая, как с любимого лица слазит счастливая улыбка. — Это разведрота. Хотели взять тихо, в ножи. Не получилось. Но на нас и роты хватит за глаза. Так что жить нам осталось — сколько продержимся. У тебя сколько патронов, любимый?
— Двенадцать, — ответил ставший серьезным парень, отстегнув магазин и нажимая на него сверху большим пальцем, — и один в стволе.
— И у меня три… еще повоюем!
— Повоюем… — ох не нравится ей что-то его настроение, как бы по затылку не двинул, да, прикрыв своей тушкой, не попробовал «спасать»… Но тут напарник наконец нашелся:
— Ну тогда, может, поцелуемся напоследок? — и глаза-то как блестят!
Аж у самой чуть сердце из груди не выпрыгнуло, но этот трепетный орган пришлось зажать в кулак:
— У меня еще три патрона осталось. Так что занимай, сержант, позицию в обороне, — и, бросив оценивающий взгляд на наступающего противника, — что-то там у них не заладилось, залегли что ли? — успеем еще намиловаться.
— Есть! — раздалось в спину. Что ни говори, а привычка к дисциплине — великая вещь.
А Даре надо всё же поторопится.
Итак, кто у нас следующий? Кто тут самый опасный? Пулеметчик? Наверное. Но интуиция не давала нажать на спуск, значит, продолжаем смотреть. А это кто у нас тут такой? В руках что-то из серии «калибром на слона», но явно не гранатометчик, да и второго номера рядом нет… И сумка на левом боку не пойми с чем, — «а поворотись-ка ты, сынку… Вот так, молодец!».
«Черт!» — на спине непонятного бойца четко обозначилась прямоугольная коробочка — рация? Вполне возможно, вояки любят классику. А непонятная дура в руках — ракетница? Авианаводчик?!! Тогда понятно, почему залегла цепь, — с трудом подавив панику, Дара смогла добиться ровного дыхания, и молодой парнишка за двести метров от неё уронил голову на руки. И кто теперь следующий?
В стволе оставался еще один не выпущенный патрон, когда стало ясно, что так и оставшийся неизвестным «хрипатый» голос был совершенно прав — надо жить здесь и сейчас, не стоит считать, что впереди еще бездна времени. Понимание пришло в момент, когда отдалённый свист где-то на краю восприятия превратился в вынимающий душу вой, а потом, пытаясь заслонить собой небо, впереди встали столбы разрывов.
«Ну, ничего себе! Это ж минимум двести сорок миллиметров, а то и все триста двадцать…», — и, отметив места падения — один снаряд лёг между ними и цепью, второй — сзади цепи. — «Недолет! Не зря старалась, выцеливая корректировщика. Но сейчас все равно накроют».
Из-за горизонта опять послышался нарастающий свист. Вот он уже начал переходить в непереносимый вой, это резали воздух стабилизаторы крупнокалиберных реактивных мин.
Притиснутая к земле навалившимся сверху Бероевым, Дара успела подумать: «Бедный Вадим, остался без сладкого…»
Эпилог
Лес шумел по-весеннему радостно, деревья словно передавали друг другу последние новости, шушукаясь и шепча одним им ведомые тайны. Прогалина в густом березняке уже освещалась высоко взошедшим Гаучо, когда двое мальчишек встрепенулись, поднимаясь из высокой травы, где до этого момента разве что дикий зверь смог бы их учуять.
— Чего так долго? — спросил чернявый долговязый подросток лет четырнадцати, закидывая на плечо карабин. Второй, двенадцатилетний крепыш с мечтательными голубыми глазами и встрепанной копной темно-каштановых волос, лениво добавил:
— Блин, Матвеев, договаривались с утра выйти, а теперь только тут, возле дома, погулять осталось.
Тот, кого они ждали, продрался, наконец, сквозь кусты, появляясь перед друзьями во всей красе. Ярко рыжая шевелюра, зеленые озорные глаза и довольная улыбка на измазанных чем-то синим губах.
— Заглохните, пацаны! Оторваться надо было от сеструхи. Жучки искал.
— Нашел? — чернявый не забывал чутко прислушиваться, следя за округой. Тут, на Прерии, стоит на секунду расслабиться и…
— Нее.
— Оторвался? — спросил младший.
— Ага! Пришлось полкилометра по реке топать, — показал он на мокрые сапоги, — потом еще долго сидел в вишневнике, следил.
— Это мы заметили, — чернявый презрительно сплюнул. — Небось, пока все кусты не ободрал, не ушел!
— Ты чо, Макс, там медведь приперся, пришлось ноги делать.
Макс ухмыльнулся:
— Ты его за собой что ли привел? — И громко добавил: — Алин, выползай! Хорош прятаться.
Рыжий с досадой обернулся, и увидел, как худенькая фигурка ловко соскользнула с дерева.
— Ну что, пошли? — прозвенел над поляной задорный девичий голосок. — А медведя не было. Я Фагора попросила тебя поторопить, потому что сил уже не было ждать, пока ты там наешься. Вот он и шумнул.
Долговязый Максим с голубоглазым весело рассмеялись, глядя на обиженную рожицу друга, как две капли воды похожую на лицо худенькой девчонки. Даже чужой сразу признал бы в них двойняшек. Правда волосы у нее, в отличие от брата, были не рыжими, а золотистыми, заплетенными в тугую косу, перекинутую на грудь.
— Оружие у всех заряжено? — Макс, как самый старший, первый положил конец веселью. — Вань, — кивнул он голубоглазому крепышу, — ты впереди, я смотрю налево, Алинка — направо. Димас, за тобой задний обзор. Гляди в оба. Пошли?
— Па в курсе, что ты за нами увязалась? — зло прошипел Димка сестре.
— Мы с Федькой только маме сказали, — она показала ему язык, потом кивнула на рюкзак за спиной, — когда он, еще с вечера, помогал мне собираться. Ну и утром послал со мной своего пса, а то, говорит, уж больно горазд ты следы путать.
— Разговорчики! — прошипел Макс. — Из вас разведчики, блин… В следующий раз возьму только Ваньку.
Все сразу замолчали и пошли гуськом, почти не производя шума. Ваня, хоть и младше остальных, а чуть морщился, прислушиваясь поначалу, как за ним идут остальные. Хотя городские, пожалуй, и не увидели бы четыре маленькие тени, быстро продвигающиеся по лесу. Но ему-то слышно все. То ли дело, когда они с мамой идут, даже не идут — бегут. Их и зверь не всегда приметит. А они замечают все-все. И так это весело и спокойно. Даже с папой уже не то.
— Стойте, — шепнул он минуту спустя. Друзья услышали, замерли, почти перестав дышать.
Долго ждать не пришлось, где-то впереди продирался крупный зверь. Может кабан, а может и медведь, не разберешь. Ванька подал знак ждать, а сам, словно танцуя, побежал вперед, ловко и бесшумно запрыгнул по низко опущенной ветке на толстое дерево.
Прислушался к музыке леса, уловил сытое урчание здоровенного кабана. Чувства отца семейства удалось уловить сразу — недоумение, недовольство, досаду. Но вот и он «услышал» Ваньку, и сразу, после
