вызывали в КГБ и предупреждали, что в следующий раз они будут иметь дело со следователем, им будет предъявлено обвинение, а за этим последует суд и лагерь.
Предупреждено, — докладывал председатель КГБ Центральному комитету партии, — появление тысячи восьмисот антисоветских групп и организаций с помощью агентуры. Иначе говоря, в стране тысячи людей готовы были выступить против советской власти.
Но Советский Союз разрушили отнюдь не либерально настроенные диссиденты, они были малочисленны и не имели большого влияния на общество.
В значительно большей степени многонациональное государство подрывали крайние националисты, занимавшие все более крупные посты в партийно-государственном аппарате.
В семидесятые годы появилась и окрепла группа, которую в служебных документах КГБ именовали «русской партией» или «русистами» (малообразованные сотрудники 5-го управления КГБ, видимо, не подозревали, что русисты — научное понятие, обозначающее специалистов по русской литературе и языку).
В «русскую партию» вошли люди, считавшие, что в Советском Союзе в угоду другим национальностям ущемляются права русских. В этой группе были люди, искренне переживавшие за Россию ученые, писатели и художники, выступавшие против запретов в изучении отечественной истории и культуры. Но тон задавали партийные и комсомольские функционеры, которые считали себя обделенными в смысле постов и должностей.
К началу семидесятых годов в «русской партии» стали заметны последовательные антикоммунисты, те, кто отвергал не только октябрьскую, но и февральскую революцию. Они считали, что 1917 год устроило мировое еврейство, чтобы уничтожить Россию и русскую культуру.
Многие активисты этого движения выросли на откровенно фашистской литературе, скажем, на «Протоколах сионских мудрецов», которые были признаны фальшивкой повсюду, кроме нацистской Германии, где вошли в основной арсенал пропагандистской литературы. Через несколько десятилетий после разгрома нацистской Германии «Протоколы» начали активно распространяться в России.
Они объединялись в тесные группы, создавая своеобразные масонские ложи, куда чужих не пускали. Такими масонскими ложами стали в семидесятые годы редакции некоторых литературных журналов и книжных издательств, где печатали и издавали только своих. Они отвлекали от обсуждения жизненно важных проблем страны, оказавшейся в бедственном положении. Они занялись увлекательным делом: выяснением, кто из деятелей нашей истории был евреем и масоном. Попутно людям втолковывали, что диссидент, либерал, демократ, пацифист, еврей не может быть русским патриотом.
Партийный аппарат и КГБ не знали, как быть с этим флангом. Критиковать не хотелось — вроде как свои. По рукам били только тех, кто выходил за рамки. Наказывали тех, кто пытался создать нечто вроде организации, и тех, кто говорил, что Брежнева нужно убрать из Кремля, потому что «у него жена еврейка». Нападки на генерального секретаря не прощались.
А в союзных и автономных республиках внимательно следили за тем, что происходит в Москве. Если одним можно прославлять величие своего народа, своего языка и своей культуры, то и другие не отстанут.
Эти настроений подтачивали единство государства. Советский Союз разрушили откровенный национализм и то, что именуется застоем.
В. Козлов справедливо пишет о «социальной нежизнеспособности «застоя» как формы правления и образа жизни», о том, что общество разлагалось и страна зашла в тупик.
Все мерзкие пороки власти, которые в наше время стали явными, появились еще при социализме.
При Брежневе высокопоставленные чиновники стали часто (и не по делам службы!) ездить за границу, посылали туда своих детей учиться и работать, с видимым удовольствием приобщались к материальным достижениям современной цивилизации, старались обзавестись ее благами.
В Подмосковье строились роскошные по тем временам дачи, на улицах Москвы появились новенькие иномарки. Чиновная знать охотилась за модной живописью и антиквариатом. Наступил момент, когда вся советская элита практически перестала работать и занялась устройством своей жизни.
— За что все начальники любили Брежнева? — рассказывал мне один из высокопоставленных сотрудников аппарата ЦК. — При нем можно было наслаждаться жизнью и не работать. Не охота на работу ехать, позвонишь руководителю секретариата: меня сегодня не будет — и отдыхай. Брежнев никогда за это не наказывал.
За счет чего в краях, областях и особенно в национальных республиках устраивались пышные приемы и дарились дорогие подарки? Партийные секретари гуляли не на свою зарплату. На представительские расходы им тоже ничего не полагалось — не было такой статьи, расходов. В партийном бюджете была расписана каждая копейка.
Партийное руководство обкладывало данью хозяйственных руководителей, брали и наличными., и борзыми щенками. Система поборов была вертикальной — от республиканского ЦК до сельских райкомов. Нижестоящие тащили деньги вышестоящим. Вышестоящие брали, чтобы передать еще выше. Но и себя не забывали. В такой атмосфере должности, звания, ордена и даже золотые звезды Героя Социалистического Труда превратились в товар.
В Средней Азии у местных руководителей было по несколько домов и машин, многие построили себе настоящие особняки. А, скажем, в Ташкенте полмиллиона жителей жило в землянках без водопровода и канализации. Местные партийные руководители установили полуфеодальный режим, распоряжаясь крестьянами как рабами. Милиция и прокуратура на местах были ручными, все они были тесно связаны между собой.
Когда социализм рухнул, все это вышло на поверхность. Людям показалось, что все это только сейчас появилось. А это уже давно пронизало наше общество насквозь…
Сегодня многие политологи предупреждают об опасности нового застоя. Сходные симптомы. Главенствует все то же безразличие к людям и уверенность власти, что она сама знает, что и как делать, а от нас она желает слышать только долгие и бурные аплодисменты, переходящие в овацию.
Закрываются каналы обратной связи, которые позволяют обществу сигнализировать о своих бедах и проблемах. Характерно, что разговоры о будущих президентских выборах крутятся вокруг одного вопроса: захочет ли Путин остаться на третий срок? Другие кандидаты в президенты страны не воспринимаются всерьез. Они служат поводом для насмешек или, в лучшем случае, вызывают сочувствие. Самобытные политики с оригинальными взглядами не имеют шансов пробиться…
Впрочем, можно поставить вопрос иначе. А зачем, собственно, нужны другие кандидаты, зачем беспокоиться о появлении нового поколения политиков, если за Путина большинство населения страны готово проголосовать прямо сегодня?
Сила лидера — в том, что его победу люди воспринимают как свою, они сопереживают ему, его успехи и неудачи на президентском посту считают своими успехами и неудачами.
Разве при таком фактически безальтернативном голосовании люди будут считать, что победил тот самый кандидат, которого они вырвали из всех других, всеми силами поддерживали, за, которого агитировали?..
Скорее, можно будет говорить о равнодушии: надо проголосовать, мы проголосуем, но мы ни за что не отвечаем и ни в чем не участвуем, пусть себе начальство старается.
Отсутствие реальной политической борьбы, невозможность изложить свои взгляды укрепляет людей в убеждении, что от них ничего не зависит. Все решается наверху. Зачем в таком случае проявлять инициативу, стараться что-то сделать самим?
Эта пассивность распространяется не только на политику, но и на экономику. Больших ли успехов добьется страна, если ее граждане вообще не желают проявлять никакой инициативы? Если вместо желания что-то делать, копится глухое раздражение и злоба?
Все любят говорить, что история не знает сослагательного наклонения. Не согласен. Эта диктатура изъявительного наклонения не позволяет нам разобраться в собственной истории, понять, что страна могла пойти иным путем.
Мы по-прежнему не знаем своей истории, а многие и не хотят ее знать, потому что открываются довольно неприятные вещи. Например, Геннадий Зюганов неизменно возмущается разговорами о
