упорядоченном течении жизни. Всё определенно наладилось, подумал Боря, и, будто в подтверждение этой мысли, в кармане зазвонил телефон.

— Алло?

— Боря? Это Лена. Завтра всё в силе?

Боря улыбнулся.

— Конечно, Леночка. Конечно.

Вспомнились слова Гёте: «Жизнь — прекраснейшая из выдумок природы».

Окрылённый успехами, он буквально вприпрыжку влетел в метро. Но беспросветно унылые лица людей на эскалаторе постепенно подавили эйфорию, и в полупустой вагон Боря вошел уже в более привычном настроении, ровном и сером, как скоростная автострада. Упав на сиденье, он бросил взгляд на девушку напротив, которая дремала, прислонившись к ручке с надписью «Выключение дверей». На её губах застыла безмятежная улыбка, и Боря почувствовал, как его окутывает усталость, а грохот и скрежет металла о металл превращаются в колыбельную. Хотелось вспомнить слова кого-нибудь великого об усталости, но сознание будто заполнилось ватой, заглушавшей мысли. Стоило отвлечься, но в его электронной книге снова не было цитатника. На этот раз он не забыл его записать, а намеренно не стал этого делать, иначе учебник по патофизиологии остался бы нетронутым до самого зачёта. А так имелся шанс заглянуть в него хотя бы от скуки и вынужденного безделья. Например, в транспорте. Например, сейчас.

Вздохнув, он выудил книгу из вороха конспектов, распечаток и других бумажек, месяцами болтавшихся в рюкзаке. Нажав на кнопку, Боря стал ждать появления привычных слов: «Патофизиология. Под ред. Адо А. Д.». Боря прекрасно знал о заслугах Андрея Дмитриевича Адо, выдающегося патофизиолога и иммунолога, и временами мог даже приводить длинные цитаты из учебника друзьям, но сейчас эти инициалы всё же вызывали ассоциации лишь с преисподней смертельного уныния, вратами в которую являлся учебник.

Но на экране книги появились другие слова. Цитата.

Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. Джон Актон.

Боря удивлённо уставился на экран. Ведь там же не было никакого цитатника… Однако мгновением позже эту мысль мощным потоком смыла суть написанного. Впервые чьи-то слова не просто понравились Боре, но вонзились в его разум раскалённым кинжалом и сплелись с его собственными мыслями. Воистину, думал он, какие мудрые слова! Великие слова! Он погрузился в размышления о страшной несправедливости вокруг, о бессердечии и продажности власть имущих…

Стоп, сказал он себе, оторвав взгляд от чётких чёрных букв на экране. Никаких цитат там быть не может. Он должен был увидеть что-нибудь вроде «…таким образом, общий патогенез болезней представляет собой универсальные механизмы нарушения жизнедеятельности на разных уровнях интеграции организма…». Или, в крайнем случае, какую-то программистскую тарабарщину в случае поломки. Но никак не это.

Галлюцинация? Перенапряжение? Может быть, но вряд ли. Или что-то не так со зрением?

Боря посмотрел на спящую девушку напротив. Он видел, как блестит помада на её губах. Видел, как рыжие волосы будто вспыхивали в ярком свете тоннельных фонарей, то и дело мелькавших в окне вагона, подобно гигантским светлячкам.

Всё это он видел совершенно чётко. А значит, его глаза и зрительные нервы в порядке, и сейчас он опустит взгляд, и эти (великие) слова, как это ни печально, исчезнут.

Посмотрев на экран, он увидел, что слова Актона действительно пропали. Их сменили другие.

Опасна власть, когда с ней совесть в ссоре. Уильям Шекспир.

На этот раз Боря не стал гадать о причинах появления этих слов на дисплее. Он просто позволил им проникнуть внутрь и бурным горным потоком увлечь его мысли в неведомом направлении. Как же он был глуп! Как много отвратительного и мерзкого творит Власть, а он был столь слеп, что не замечал этого! И как хорошо, что Слова Великих наставили его на путь истинный!

Остаток пути Боря, не отрываясь, смотрел на экран, где сменяли друг друга цитаты, всегда одна на страницу, будто столь Великим Мыслям требовалось пространство вокруг себя.

Боря шёл по тротуару, не отрывая взгляда от книги. Шум машин и неоновые огни вокруг были бессильны отвлечь его от Слов Великих.

Цель власти — власть. Джордж Оруэлл.

Всякий человек, обладающий властью, склонен злоупотреблять ею.

Шарль Монтескье.

У толпы много голов…

— Эй, придурок! Смотри куда прёшь! — заорал приземистый толстяк в кепке с надписью «USA California», едва разминувшись с Борей.

— Чёртовы наркоманы! — пробурчал толстяк и продолжил свой путь, присоединившись к другим идущим. К толпе. Боря проводил его безразличным взглядом и вернулся к недочитанной цитате.

У толпы много голов и ни одного мозга. Томас Фуллер.

Мудрые слова присоединились к другим, кружившимся у Бори в голове. Как жаль, что иногда все же приходится отрывать взгляд, чтобы не споткнутся! Поскорее бы дойти до дома.

Только фанатичная толпа легко управляема. Адольф Гитлер.

Где пьёт толпа, все родники отравлены. Фридрих Ницше.

— Привет! — крикнул кто-то, влетевший в лифт, едва успев втиснуться между закрывающимися дверьми. — Э-э-э-й! — крикнул он, помахав рукой между глазами Бори и экраном. Боря едва подавил желание наброситься на того, кто мешал ему насыщаться мудростью. Этого невежду и глупца — наверняка одного из тех, на ком держится Власть — спас лишь знакомый голос.

— Ты, вижу, совсем на учёбе помешался, — сказал Медведь, когда Боря, наконец, оторвал взгляд от книги. — Смотри, не свихнись. У вас в институте это, говорят, дело обычное.

Боря знал о Медведе совсем немного. Во-первых, он снимал у него комнату и исправно платил. Во- вторых, он занимался чёрной археологией. И в-третьих… Да, собственно, больше Боря ничего о нём и не знал, даже имени. Просто не спрашивал. Медведь так Медведь.

Сейчас он явно с «раскопок», на которых он провёл последних дня три. В грязном камуфляже, пропахший костром, этот бородач напоминал чеченского боевика из новостей.

— Что нарыл? — без особого интереса спросил Боря, поглядывая краем глаза в книгу.

Диктаторы ездят верхом на тиграх, боясь с них слезть. А тигры между тем начинают испытывать голод. Уинстон Черчилль.

— Да так, пару кусков ржавого железа. Хотя попалась любопытная штука. РГД-5. Причём вроде как в неплохом состоянии. Наверное, даже рвануть может.

Раньше Боря вряд ли обрадовался бы появлению в его квартире старой гранаты, но сейчас он почти не слышал слов Медведя. В голове крутились Мысли Великих, ставшие его собственными. Совершенно механически, словно окутанный плотным, густым туманом, отгородившим его от мира, он открыл дверь и впустил Медведя. Тот немедленно скрылся в своей комнате, бросив на прощание:

— Ты бы всё же… это… отдохнул… А то взгляд у тебя какой-то… волчий.

Когда дверь за ним закрылась, Боря посмотрел на экран.

Лучше быть последним среди волков, чем первым среди шакалов. Чингисхан.

Воистину так, думал Боря, усаживаясь за стол и включая лампу. За окном слышался рёв двигателей: шёл монтаж сцены для завтрашнего шоу, организованного одной из партий. Но шум не отвлекал его. Весь шум этой суетливой клоаки, именуемой миром, был бессилен помешать ему внимать Словам Великих.

Ночь прошла, будто мгновение, а Боря так и не сомкнул глаз. Он продолжал внимать.

Благо народа — высший закон. Цицерон.

Или ты создаешь мир, или мир создаёт тебя. Джек Николсон.

Если ты в меньшинстве — и даже в единственном числе, — это не значит, что ты безумен. Есть правда и есть неправда, и, если ты держишься правды, пусть наперекор всему свету, ты не безумен. Джордж Оруэлл.

Вы читаете Слова Великих
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×