Машина отъехала. Остров с любопытством посмотрел на ребят.
— Дядя Андрей, — крикнула Наташа, — смотрите — кто быстрее!..
Она во весь дух пустилась по накатанной дорожке. Колька бросился ее догонять, догнал, но не удержался и упал, сбив девочку с ног.
Остров рассмеялся.
Ребята смех его расценили по-своему.
— Да, конечно, — очищая пальто, обиженно протянула Наташа. — Смеяться каждый может, да. Я тоже могу. А вот вы бы сами попробовали!
— А что ж, — неожиданно сказал Остров, — можно и попробовать! — Он весело, по-молодому тряхнул головой, сделал два шага, легко оттолкнулся правой ногой, левую выставил вперед и плавно покатился по ледяной дорожке. Потом вернулся и подошел к детям.
— Крепче на ногах стоять надо, ребята, крепче. Всегда нужно крепко на ногах стоять. Э-э! Да вы, я вижу уже замерзли? Почему так рано на улицу выскочили?
— Покататься захотели — ответила Наташа.
— Пошли ко мне, согреетесь, — он взял их за руки и повел с собой.
Глава 11. Новое дело
Небольшой кабинет Андрея Ивановича был обставлен очень скромно. Слева от входа полстены занимала карта, завешанная белой материей.
На письменном столе, у стопки книг лежали две ручные гранаты и горстка блестящих медных патронов — образцы военной продукции, изготовляемой на предприятиях города. Рядом с чернильным прибором — блестящий колокольчик, с левой стороны — телефоны. У стола — два кресла, подлокотники которых кончались львиными мордами с открытыми пастями. В углу у окна — несгораемый шкаф.
Почти весь подоконник высокого окна занимала модель миноносца.
Остров снял шинель, поежился, потер ладонь о ладонь и прошелся по комнате.
— Ну, вы садитесь, — бросил он ребятам, кивнув на кресла. И сразу зазвонили телефоны.
Из ЧК сообщили, что утром прибудет эшелон с хлебом, который чекисты разыскали в тупике одной из железнодорожных станций. Старый рабочий Нобелевского завода Николай Семенович доложил о национализации двух заводов. Главный инженер восстанавливаемой электростанции жаловался на отсутствие масляных выключателей. Вошел дежурный и положил на стол какие-то большие листы бумаги.
Беспрерывно входили все новые и новые люди. Одним Остров давал указания, другим объяснял непонятное, третьих строго взыскивал. Со многими советовался.
Ребята сидели, боясь шевельнуться. Им даже казалось, что Остров забыл о них. Наконец спал первый поток людей и несколько утихомирились телефонные аппараты.
Остров вызвал дежурного и сказал, что будет занят правкой полос. Потом посмотрел на ребят.
— Согрелись? Нет еще. Тогда сидите. Я пока газетные полосы посмотрю, согласны?
— Согласны, — бойко отозвалась Наташа.
Остров склонился над листами бумаги.
Наташа с Колькой сгорали от любопытства. Наташа крепилась, крепилась и, наконец, не вытерпела.
— Дядя Андрей, что это за листы и почему они керосином пахнут. И зачем вы на них рисуете?
— Эти листы — будущая газета, — стал объяснять Остров. — Пахнут они керосином потому, что на нем разводится типографская краска. А я сейчас кое-что поправляю.
— И книгу так же печатают? — спросил Колька.
Прежде чем Остров ответил, Наташа самоуверенно заявила:
— Вот придумал, и совсем не так.
— А ты знаешь? — спросил Колька.
— Вот еще допросчик!
По зардевшимся кончикам ушей и вызывающему взгляду Наташи Колька понял, что она ничего не знает.
— Ну, скажи!
— Вот еще. Может, тебе еще сказать, кто первый придумал, как печатать книги?
Наташа умолкла. Уши у нее все гуще краснели, она чувствовала: еще мгновение — и она расплачется или полезет с кулаками на Кольку.
Остров пожалел ее. Он громко закашлялся и, ни к кому не обращаясь, сказал:
— А ведь бумагу-то изобрели в Китае, и у них же появились давно-давно печатные книги.
Наташа в ответ на насмешливый взгляд, молниеносно брошенный в ее сторону Колькой, выпалила:
— Я… я об этом слышала.
— Да?! Тогда тебе, наверно, известно, как китайцы печатали книги? Они, ведь, как ты помнишь, сначала вырезали тексты на деревянных досках и с них печатали книги на тонкой бумаге.
— А у нас давно стали книги печатать? — спросил Колька.
— Ну!.. — протянул Андрей Иванович. — Это долгий разговор. Рукописные книги появились в одиннадцатом веке, а печатные — в шестнадцатом… А теперь, давайте-ка, друзья мои, помолчим немного, газету ждут в типографии. Не возражаете? Прекрасно!
Ребята притихли, стараясь не мешать Острову. Он углубился в чтение. Иногда он довольно улыбался. Но, вот он нахмурился и, подумав, снял телефонную трубку.
— Станция! Прошу редакцию… Да!.. Редактора. Товарищ Владимиров? Просматриваю полосы. Материалы о помощи населения Красной Армии — это хорошо, это нужно! Да… да! Похвалите автора. Надо только перенести с третьей страницы на первую. А вот о наведении порядка в советском аппарате — тут неладно… Вот именно… Правильно! К вскрытию саботажа и злоупотреблений в учреждениях надо привлекать рабочих и верных революции жителей города. А всех, допускающих злоупотребления, немедленно предавать суду революционного трибунала… Да, да, с мерзавцами будем говорить сурово!
Остров вызвал дежурного. Передавая листы, сказал:
— Отправьте редактору. Уточните, прибыл ли вагон со снарядами и патронами в Петровку…
Колька, слушая разговор Острова, машинально засунул указательный палец в пасть льву, и палец, как пригнанная пробка, застрял в деревянных клыках царя зверей. Сперва Колька не придал этому особенного значения, но видя, что палец не высвободить из западни, заерзал в кресле, задергал рукой.
Заслышав Колькину возню, Остров повернулся к нему.
— А ты, Коля, я смотрю, совсем героем чувствуешь себя.
— Не совсем! — признался Колька, думая, что Остров заметил застрявший палец.
— Ну, а с Наташей дружишь?
Наташа вскочила с кресла.
— Дружим, дружим… Еще как!
Колька покосился на нее, хмыкнул, но, пораженный ее лицемерием, промолчал. Не жаловаться же на то, что она часто допекает его. И потом все это пустяки по сравнению с попавшим в беду пальцем. Хоть бы дядя Андрей отвернулся.
Однако Остров хорошо знал характер Наташи и поспешность ее ответа прекрасно понял.
Скрывая легкую улыбку, он поправил занавеску на окне. В это самое время Колька так дернул палец, что застонал от боли.
Остров подошел к нему.
— Не вытащишь?
— Нет, — жалобно ответил Колька, — не могу!
— Вот ведь какой, — зашумела Наташа.
