Закон трудовых затрат провозглашается всеобщим и универсальным законом хозяйственного равновесия. Отсюда делается вывод, что речь может итти лишь о смене общественной формы этого закона. Материально-трудовой смысл этой категории объявляется «надисторическим». Материальное содержание закона трудовых затрат остается неизменным, меняется лишь ею общественная форма с точки зрения разбираемой нами концепции. Закон трудовых затрат представляет собою, несмотря на смешу своей формы проявления, один и тот же по своему материальному содержанию регулятор.
Подобною рода рассуждения едва ли могут быть приведены в полное соответствие с обычным для марксистов-диалектиков пониманием взаимосвязи между формой и содержанием. Прежде всего следует вспомнить, что марксизм не знает бессодержательной формы, равно как и бесформенного содержания. Но этого мало. Марксизм исходит из признания диалектической взаимосвязи и взаимодействия между формой и содержанием. Марксизм не признает безразличия формы к содержанию и наоборот. Отсюда совершенно ясно, насколько условными, чтобы не сказать больше, являются все аналогии, которые представляют форму в виде белья, костюмов и прочих принадлежностей туалета, меняющихся на теле, так сказать, неизменного содержания. Вместо аналогии с бельем, костюмом и даже кожей марксисты обычно предпочитали цитировать известные слова Гете: «Нет ничего чисто-внешнего и чисто-внутреннего, потому что во вне проявляется то, что есть внутри»[6]
Сторонники разбираемой нами концепции «закона трудовых затрат» местами сами чувствуют, что с обязательным и универсальным одним и тем же по своему материальному содержанию регулятором, неизменным по своему материальному содержанию законом — получается не совсем обычная картина. Этот вечно самому себе равный закон явно противоречит общеизвестным фактам хозяйственного развития. Ставится вопрос: каким образом этот неизменный по своему материальному содержанию регулятор приводит в разных общественных структурах к самым различным последствиям? Ответ на этот вопрос гласит: механизм, опосредствующий действие закона трудовых затрат, решает дело.
Внимательный читатель легко заметит, что подобное рассуждение является до известной степени «поправкой», и притом несколько неожиданной, к концепции закона трудовых затрат. Но, как всегда в подобных случаях бывает, поправка не только не решает дела, но даже не исправляет его сколько-нибудь существенно. Уже давно замечено, что недостаточное внимание к диалектике, берущей предмет во всех его внутренних противоречиях, жестоко мстит за себя в виде далеко не диалектических внутренних противоречий, которые неминуемо проникают в данное теоретическое построение.
В данном случае такое отнюдь не диалектическое противоречие заметить не трудно. В самом деле, одно из двух: либо действительно опосредствующий механизм решает дело, либо неизменное материально-трудовое содержание нашего универсального и всеобщего регулятора. Диалектика мстит, если теоретик слишком поздно вспоминает о необходимости исследовать предмет во всех его богатых определениях, во всех его связях и опосредствования. Еще Плеханов замечал, что человек, который на вопрос о месте своего рождения отвечает: «в разных губерниях», не может считаться представителем действительной диалектики.
Итак, то представление о форме и содержании, на котором базируется концепция «закона трудовых затрат», также вызывает сомнение: нет ли здесь известного забвения специфичности различных общественно-исторических формаций, достаточно ли учитываются качественные различия между ними, которые отнюдь нельзя без остатка свести к количественным разницам.
4
Наконец, наибольшие сомнения вызывает та часть интересующей нас концепции, которая касается специально переходной экономики. Не трудно сообразить, что это как раз центральный пункт разбираемой нами концепции, ее гвоздь. Все остальное является, в сущности, не более как общетеоретическим введением к этой части, касающейся экономики переходного типа. Центральная мысль данной концепции заключается, как мы видели, в том, что свойственный товарно-капиталистическому хозяйству закон ценности не может перерастать не во что иное, как в закон, простых трудовых затрат, и что иное «перерастание» является вопиющей чепухой. Процесс дефетишизации основного общественного регулятора понимается как процесс превращения закона ценности в закон трудовых затрат. Этот закон, который остается единственным регулятором на всех стадиях развития, раньше действовал в фетишистском костюме ценности, а в переходном хозяйстве он постепенно от этого костюма освобождается с тем, чтобы при социализме (продолжать свое существование в совершенно голом виде.
Таково центральное положение всей концепции относительно закона трудовых затрат. Возникающие в связи с этим сомнения сводятся к следующему.
Мы уже видели, что естественная необходимость пропорционального распределения общественного труда, окрещенная ныне «законом трудовых затрат», является у Маркса простейшей абстрактной категорией, наиболее общим понятием. Но- «общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее лишь приблизительно охватывает все отдельные предметы»[7]
Мы видели выше, как Маркс относится к понятию «производства вообще», «распределения вообще» и т. д. Легко себе представить, как бы Маркс реагировал на утверждение, будто товарно-капиталистическое производство может перерасти только в «производство вообще» и что всякое иное перерастание есть вопиющая чепуха. Или скажем, что наемный труд капиталистического хозяйства может перерасти лишь в простейшую абстракцию труда вообще. Совершенно очевидно, что с точки зрения диалектического материализма товарно-капиталистическое производство «перерастает» в социалистическое производство, равно как наемный труд капиталистического общества «перерастает» в труд ассоциированных производителей, характерный для социализма. Гипостазирование общих понятий совершенно чуждо марксизму. По совершенно недвусмысленному замечанию Маркса (простейшие категории не имеют самостоятельного существования, независимо от категорий более конкретных.
Перерастание закона ценности не бо что иное, как в закон трудовых затрат, представляется не совсем логичным даже с точки зрения самой концепции закона трудовых затрат. Ведь согласно этой концепции закон трудовых затрат представляет собою материальное содержание, материально-трудовой смысл закона ценности. Каким образом может закон ценности перерастать… в свое собственное материальное содержание? Может ли это материальное содержание остаться бесформенным? Ответ, как мы уже видели, гласит: закон ценности сбрасывает свое греховное белье, закон трудовых затрат начинает щеголять голеньким; иными словами, содержание остается бесформенным. Мы, однако, до сих пор полагали, что развитие общественных форм кое-чем отличается от танца покрывал, в конце которого перед глазами зрителей остается голая красавица. Общественные законы, установленные марксизмом, ни в каком родстве не состоят с бедным Петером Шлемилем, потерявшим свою собственную тень.
Бесспорный факт, что общественные производственные отношения, подернутые при товарно- капиталистическом строе дымкой товарного фетишизма, становятся прозрачными в хозяйстве социалистическом. В этом смысле в марксистской литературе обычно говорится, что процесс дефетишизации производственных отношений, наступающий после крушения капитализма, постепенно обнажает производственные отношения людей от той фетишистской завесы, от той оболочки вещных отношений, за которой они скрыты при капитализме. Совершенно несомненно, что при переходе от капитализма к социализму совершается коренная ломка формы людских отношений: производственные отношения теряют свою фетишистскую оболочку, становятся прозрачными, в этом смысле «обнажаются». Но эта смена формы представляет собою результат коренной ломки содержания людских производственных отношений. Это отнюдь не означает, разумеется, что переход от капитализма к социализму приводит к «оголению» прежнего, старого материального содержания общественных отношений, теряющего свое фетишистское белье и выступающего голеньким перед глазами изумленной публики. Это не означает, стало быть, что фетишистический закон ценности перерастает в «закон трудовых затрат», под которым подразумевается не что иное, как неизменное материальное содержание закона ценности.
B этом месте читатель может нам задать вопрос: во что же в таком же случае перерастает закон ценности при переходе от капитализма к социализму? Мы, грешным делом, полагаем, что нет решительно
