предупредил: не „подвяжешь“ — закончишь с хором. И Боря все понял правильно».
«К сожалению, Артур сам себя вычеркнул из активной жизни, — объясняет Кузнецов. — Как-то странно взял и исчез, отключил все телефоны. В течение трех лет не выходил с нами на связь! Это ж какую нужно силу воли иметь, упорство! В моей практике другого подобного примера нет. Даже если предположить, что у него возникли какие-то конфликты с Мишей, он ведь мог поделиться переживаниями с нами. Мы-то с ним в одних „окопах“ лазаем. Такие же „наемники“. От нас ему чего отгораживаться?»
В «комплекте» с большой популярностью Турецкий получил все ее «побочные эффекты». Досужие домыслы о нем и его коллективе, свидетельства некоторых «очевидцев», знающих про маэстро и хор что-то пикантное или видевшие где-то на их гастролях «та-а-акое!», расползались по таблоидам и Интернету с гоночной скоростью. Михаил эпизодически и сам провоцировал репортеров и «доброхотов» на буйство фантазии.
То скажет в интервью, что домой с гастролей, без предупредительного звонка жене, не возвращается, то признает себя на очередной пресс-конференции «диктатором» и тут же «Моисеем, который привел своих музыкантов к свободе», или назовет Эмму Шаплин «безголосой девчонкой», а себя «борцом с дебилизацией нашего общества». Короче, самоуверенный, (в чьем-то восприятии — заносчивый, высокомерный), успешный, публичный человек, это всегда объект амбивалентных чувств. А у Турецкого еще и получилось сохранить фактически безупречное медийное реноме. Ну, не фигурирует он в громких скандалах и «сальной» светской хронике! Даже «разоблачающих» его фотографий не сыскать. А кто там, что-то о нем судачит, предполагает — частное дело рассказчика.
Неуязвимость хормейстера недавно вызвала забавный взрыв негодования в Сети у неких анонимов, сформулировавших рассерженный текст, растиражированный на ряде информационных сайтов. Выглядеть это, видимо, должно было, как серия наконец-то «правдивых» публикаций о зарвавшемся дирижере- продюсере. Но все заметки получились настолько мелочными и очевидно скроенными по одному лекалу, что напомнили хорошо известные в отечественной истории «подметные письма». Их преамбула в двух предложениях объясняла, что движет авторами-имяреками: «О Михаиле Турецком в Интернете невозможно найти негативную информацию. Все статьи, отзывы, обзоры исключительно лояльны и призваны прославлять имя основателя и действующего арт-директора „Хора Турецкого“. И типа мы сейчас исправим ситуацию, и расскажем вам, что да как, на самом деле.» Но первая же фраза текста уже стилистикой и обезличенностью своей вгоняла в скуку: «По информации, полученной от некогда приближенных к Турецкому лиц, у Михаила прогрессирует серьезное головокружение от коммерческих успехов…» Чуть натуральнее (но также пропитанное болезненной субъективностью) выглядело ретроспективное повествование в журнале «Атмосфера» бывшей жены солиста «Хора Турецкого» Игоря Зверева. «Сколько выпили — никто не помнит, где проснулись — да какая разница!», «Все перемешалось у новых хористов — жены, любовницы, одна родила, вторая на подходе…» И дальше, в аналогичном ключе, Алла Зверева, подчеркивающая, что никогда не ездила с группой на гастроли, не участвовала ни в одном мероприятии хора, повествует про внутреннюю конкуренцию в коллективе, поступки руководителя и прочее. «Это буйная фантазия обиженной женщины», — лаконично прокомментировал данную публикацию Турецкий в интервью глянцевому изданию «Караван историй». И пожалуй, закрыл тему.
«Да, бред сивой кобылы большая часть того, что сказано в той статье! — жестко констатирует Александров. — Там излагаются „подробности“, которые даже представить себе невозможно. И не знаю, в каком коллективе подобное происходило. Может, у тех, кто в одной подворотне росли. В общем, смешно».
«Мы с ребятами особо содержание этого интервью не обсуждали, — говорит Тулинов. — Просто решили, что это ерунда, происки врагов. Хотя Игорь, конечно, легкомысленно поступал, сливая информацию жене. Некоторые факты ей совсем не обязательно было знать, чтобы не обнародовать их затем в несколько искаженной форме. Вообще, контролировать все, что пишется и придумывается о „Хоре Турецкого“, невозможно. Сейчас же куча всяких „форумов“ в Интернете, социальных сетей. Никого за руку не поймаешь. Хотя однажды нам удалось это сделать, когда появилась совсем уж навязчивая угроза. Повадился в Сети некто „Павлик“ писать рассказики похабного содержания, особенно про Мишку Кузнецова. Показалось, что это уже переходит всякие границы. Кузнецов как-нибудь выйдет из подъезда, а его, грубо говоря, ножом пырнут. Всякие ж случаи бывают. Турецкий, правда, говорил: не обращайте внимания, плюньте на это бред! Но в рассказиках Павлика звучали такие вещи, что на безобидный бред уже не очень смахивало. И я нанял за пару тысяч долларов людей (Турецкий об этом не знает, он запретил что-либо предпринимать), которые выяснили, что под ником Павлик скрывается девочка из Южно- Сахалинска, младшая сестра поклонницы Миши Кузнецова. Она себя мнила будущим психологом и на основании каких-то отрывков слышанных ею разговоров делала свои странные умозаключения. Ну, объяснили ей, что больше так делать не надо. И опусы Павлика исчезли из Интернета. У меня, кстати, до сих пор эти рассказики лежат. Лет шесть назад это было».
«Пару раз, случалось, напивался в гостинице после концертов, — откровенничал Кульмис. — Утром едва не опаздывал на автобус, меня ребята будили. Турецкий автобусом не ездит и непосредственно этих моментов не видел. Но ему потом докладывали. Стукачков в нашей группе нет, но вот рядом с ней — вполне допускаю».
«На мой взгляд, у нас в группе все друг другу доверяют, — говорит Кузнецов. — По-другому нельзя. Недоверие разъедает рабочую атмосферу, как ржавчина. Если же кому-то что-то не нравится, мы в корректной форме можем высказать это тет-а-тет. Есть моменты, о которых мы и Мише говорить не станем. Сами разберемся. Он справедливо требует дисциплины, может применить жесткие санкции, если кто-то перед концертом не в форме, но следить ему за нами незачем. Мы охраняем наш общий бизнес и, грубо говоря, сами накажем „паршивую овцу“, если потребуется, поскольку в хоре все взаимосвязаны и плевать в общий источник никому не позволено. Знают ли участники хора о зарплатах своих коллег по коллективу? Догадываются. И уверяю, разница между гонорарами солистов составляет не 200–300 процентов. Обсуждаем ли в своем кругу Турецкого? Конечно, постоянно, как обсуждают любого начальника. Чтобы бы не происходило, главное — мы понимаем: все, чего сейчас достигли и что имеем — его заслуга. Значит, в целом он прав».
18 глава
И десять сопрано в придачу
Судя по хрестоматийным примерам в истории музыки, даже самые великие и успешные группы порой утрачивали сплоченность с появлением значимой женщины в их судьбе. Достаточно вспомнить одну лишь Йоко Оно и «Битлз». Для мужского еврейского камерного хора, чей создатель первые 12 лет истории коллектива прожил холостяком, такой фурией теоретически могла стать отнюдь не кроткая Лиана. Своенравная молодая девушка вдруг начала бы в зависимости от своих симпатий и настроений советовать своему супругу Михаилу, с кем в хоре быть построже, с кем помягче, от кого, возможно, вообще избавиться и т. п. К сожалению, вполне типичный сюжет. Но благо не для Турецкого. Во-первых, при его «диктаторской» натуре фраза типа: «Извини, старик, вынужден тебя уволить, ты не приглянулся моей жене» — абсурдна. Во-вторых, Лиана оказалась отнюдь не демонической особой для коллектива, а скорее подругой.
«Лично я сильных перемен в микроклимате хора с появлением Лианы не заметил, — утверждает Александров. — Она к нам хорошо относится. У нас нет таких людей, которые бы ей сильно не нравились».
«Для меня с самого начала было крайне важно выстроить доверительные отношения с нашими солистами, — рассказывает Лиана. — И сейчас я в каждом из них уверенна. Я же езжу с ними в туры, общаюсь. По России сейчас, впрочем, с хором уже не летаю, но на зарубежные гастроли — всегда. При этом не претендую ни на какую должность, не хочу быть директором, менеджером. У меня совсем другая позиция. Я — жена Михаила Турецкого, и этим все сказано. Есть, конечно, директора, которые меня не любят, когда я начинаю вмешиваться в рабочий процесс. Но делаю это потому, что за Турецкого никто не будет болеть так, как я.
