Когда гости разошлись, дядя допоздна рассказывал о каком-то неслыханном жеребце, который однажды спас ему жизнь именно в тот самый момент, когда смерть уже наступала дяде на самые пятки и, страшно сказать, дышала в затылок. Дядя рассказывал-рассказывал, а потом вдруг, отбивая дробно плясовую, весело запел. Юра запомнил понравившуюся частушку:
Юра записал частушку, начал было про генерала со шрамами на обеих щеках и двумя пистолетами на боках, который сидел на красивом жеребце Шторме и проезжал мимо Сониного дома, но прозвенел звонок. Юра так ясно вообразил себе этого генерала, что теперь готов был спорить, что генерал, о котором хотел написать, жил на самом деле.
Нужно сдавать тетрадь, а у него написано только начало сочинения и одна частушка, а частушек Юра знал множество. Вот только не подходили они к теме сочинения. И он торопливо дописал, вспомнив стихотворение, которое учила Надя: «Что ты ржёшь, мой конь ретивый…» Рядом уже стоял Захар Никифорович и с виноватым видом попросил тетрадь.
В коридоре Юра отозвал в угол Саньку и сказал:
— Фома! У меня есть тайный замысел.
Санька испуганно оглянулся, чтобы удостовериться, что за ними не наблюдают, насторожился, прямо-таки встрепенулся весь:
— Какой? Точно говоришь? Скажи.
— Не скажу, — ответил безжалостно Юра. — Не скажу. Надо проверить. Секретно.
— Что-о? — От одного упоминания о какой-либо тайне Саньку бросало в дрожь, и он готов был любой ценой разгадать её.
— Погодя скажу. Возьмём ножички с собой, потому что дело пахнет опасностью. За котлованом знаешь лес Медведевых?
— А то. А чего в нём? Только скажи мне, ладно? — Санька покраснел от напряжения и потянул Юру за угол в надежде выведать тайну. — Скажи!
— Не стой на моей тени, — толкнул Юра Саньку.
— Ты что?
— А то, свиное пыхто! Не знаешь примету: расти не будешь, если кто будет стоять на твоей тени. Это уж точно, Санька. Мне бабушка говорила.
— Верь старым больше. Они тебе и не то сказанут!
— Старые люди выдумали бога, чертей, домового, ведьму с метлой. Вот отец мне читал историю одну, называется «Ночь перед рождеством». Там один чёрт — так он летал. «Между тем чёрт крался потихоньку к месяцу и уже протянул было руку схватить его… Однако ж, несмотря на все неудачи, хитрый чёрт не оставил своих проказ. Подбежавши, вдруг схватил он обеими руками месяц, кривляясь и дуя, перекидывал его из одной руки в другую, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки; наконец поспешно спрятал в карман и, как будто ни в чём не бывало, побежал далее. В Диканьке никто не слышал, как чёрт украл месяц». Скажи, Фома, как чёрт мог украсть месяц, когда чёрта нету, он — выдумка? А месяц — та же луна, только неполностью освещённая солнцем, да и вон летали же на луну, как же её украдёшь?
— А я откуда знаю. Мог украсть, раз пишут. Тайна, понял, есть. Вот как живое дерево. Говорят, есть в каждой роще, а попробуй его найди.
— А я видел живое дерево…
— Врёшь! Его никто не увидит, как не увидят расцветший папоротник.
— А я видел во сне, — сказал Юра, глядя на раскрасневшееся лицо Саньки. — Оно звенело всеми листочками, светилось, и листочки — это как лицо человека.
— Так вот, Борода, мне сказывали, что ежели все листочки произнесут слова, то это ещё не всё, а вот когда все эти лица произнесут одно и то же слово, то это слово — великая тайна! Завладел тайной, и всё тебе в руки даётся.
— А что всё? — пожал плечами Юра.
— Как что? Всё!
— Ну что — всё? — не отставал Юра. — А вот мою тайну разгадаешь? Разгадать — не разгадаешь, а можешь разболтать. Лес Медведевых, а вот там если хорошо себя будем вести, то узнаем…
— Ну-у-у? — Санька прямо задохнулся, присвистнул и сплюнул так далеко, что Юра удивился. — Я готов! Хоть сейчас! А? Давай!
Юра с нетерпением ожидал конца уроков. Учитель то и дело делал ему замечания. Юра глядел в окно. Вон проехала машина, а позади неё, держась за борт, бежал Васька Куликов, который не был в школе, потому что болел.
Санька шептался с Артуром, предлагая обменять ножичек на железный автомат, сделанный Артуру в кузнице отцом.
После уроков Юра и Санька остановились у ворот и некоторое время глядели в небо. Юра разводил руками перед глазами и уверял, что как только отведёт руку в сторону, сразу же видит звезду, огромную, больше, чем луна. Никто, конечно, такой способностью глаз похвастаться не мог. Подошёл Артур Молендор, прищурился и сказал:
— Ты с нами пойдёшь?
— Фома уже проболтался! — воскликнул Юра. — Трепло! Чего ты, Фомочка, болтаешь?
— Так я, ну я это самое, — виновато захлопал глазами Санька.
Юра презрительно смерил Саньку взглядом и направился домой, а за ним на расстоянии шли ребята и о чём-то горячо спорили. Юра готовил план действий. Главное, незаметно ускользнуть на котлован, а потом он придумает такое…
Возле своего двора он насторожился, подошёл к плетню и стал наблюдать за домом. Ничто не говорило, что мать дома, только Шарик замахал хвостом, направляясь в его сторону. Юра стал на четвереньки и зарычал, пытаясь напугать дворняжку, но она будто только этого и ждала, радостно завизжала и кинулась к Юре.
— Юрик!
Юра повернулся и так же на четвереньках заспешил прочь, ругая Шарика, который с лаем бросился за ним, решив, что с ним играют.
— Юрик! Кому сказала! — Это, несомненно, была мать.
Юра приостановился, перевёл дыхание, сквозь щель в плетне увидел мать, растерянно оглянулся и всё понял: невдалеке, невольно его выдавая, стояли Санька и Артур и смотрели на него. «Может быть, мать решит, что ребята глядят на поросёнка?» — подумал Юра и захрюкал по-поросячьи. Но разве мать проведёшь? Опасность отсрочки предстоящего похода к котловану надвигалась неотвратимо. И всё-таки надо попытаться задобрить мать. В запасе у Юры был один безотказный способ: мать прощала ему всё, если он учил уроки или читал. Юра тут же прилёг под плетень и раскрыл «Родную речь».
— Я кому сказала! Ты глухой? Ты чего задумал?
— Вот уж и почитать нельзя. Когда Надя читает, так ей сколь угодно, а мне нельзя. Вот вам и учись на четвёрки и пятёрки.
— А ну встань! Я тебе! — В руках у матери был тонкий ивовый хлыстик, и Юра, принимая меры предосторожности, на всякий случай встал. — Кто читает под плетнём? В пыли! Дома мало!
— Мне Цыбулька мешать будет. Он мне всегда мешает.
— Марш обедать! Погонишь гусей на котлован.
У Юры от выпавшего неожиданно счастья сильно заколотилось сердце, но он ничем не выдал свою радость, боясь, что мать разгадает его замысел. И мать очень удивилась, не заметив радости.
