Витя снова оглядел ботинки: кажется, оттер. Пустырь вокруг дома до сих пор не заасфальтировали, а дождь так и хлещет всю неделю.
Новоселы в эти дни недобрым словом поминали строителей. Дома-то построили. И неплохие. А вот вокруг!.. Хоть бы дорожки проложили. Идешь — плывешь. По щиколотку в грязи.
Ладно хоть, пока Витя ехал в метро, грязь пообсохла. И возле редакционного подъезда валялась щепочка — очень кстати! А то…
Как-то секретарь «Зари» Юрий Борисович заметил у Вити траурные каемки под ногтями. Не говоря ни слова, взял его за плечи и повернул к стене. Там плакат:
— Кто это сказал? А? — Юрий Борисович пронзительно глянул на Витю. — Дзержинский! Про чекистов! Но — и про журналистов тоже!
Витя накрепко запомнил плакат.
Правда, насчет ног там — ничего, но все же…
— Привет! Садись! Жди! — Юрий Борисович скосил глаза из-под очков и опять уставился в гранки. Вписал строчку, зачеркнул, добавил полстроки, снова зачеркнул, помахал пером в воздухе, замер, нацелился и с лету воткнул в текст одно-единственное слово.
Красным карандашом пометил в углу листа: «В набор!», разогнул спину, поправил очки.
— Что нового? Пытаем следы? Как пушка? Раскрыл ЧП?
Витю уже не пугали пулеметные очереди Юрия Борисовича. Он приспособился отвечать только на последний вопрос, пропуская остальные.
— ЧП мы раскрыли… Редактор… оказывается, не виноват… — и Витя стал рассказывать. Сперва — что помнил, а потом, по привычке, полез за блокнотом.
— Постой, старик! Ни с места! Я сейчас! — Юрий Борисович хлопнул дверью и через минуту приволок еще двух сотрудников. Те отбивались, но секретарь впихнул их в кресла.
— Потом спасибо скажете! — и повернулся к Вите: — Крути дальше!
Витя стал вспоминать все новые подробности. Журналисты подкидывали ему вопрос за вопросом, не давая уходить в сторону, и он не успел опомниться, как выложил все: о глубинниках, о пушке, о «Дон Кихоте».
— Мощный сюжет! Класс! Сила! — возвестил Юрий Борисович. — И еще — фитиль для военкоров! Такое — прошляпили! А мы — умы! Только… — он критически оглядел Витю. — Осилишь?
Витя вспыхнул:
— Я? Сам?
— А то кто же? Раз уж метишь в секретари! — Юрий Борисович подмигнул приятелям.
Витя еще больше покраснел:
— Зря вы… Я же объяснял…
— Ладно! Успокоил! Ну — берись! Чем можем — поможем! Верно, старики?
Журналисты дружно кивнули и скрылись за дверью.
— Садись! Ближе! — Юрий Борисович расчистил место на краю стола и положил перед Витей чистый лист. — Пиши! План — раз! Снимки — два! Стоп!
Юрий Борисович трагически вскинул руки.
— Ты говорил: учитель книгу написал! Что же получится? Умыкнем тему?
Секретарь редакции покачал головой.
— Катастрофа! Гибель «Титаника»! — он осуждающе взглянул на Витю, будто тот в чем-то виноват.
Но тут же взбодрился:
— А может быть, уступит? А? Где его телефон?
…К Филимонычу секретарь дозвонился только вечером.
— Конечно, пусть пишет, — сказал учитель. — Только одно условие! Памятуя о вашем прежнем сотрудничестве… Надо, чтобы Витиной была не только подпись. Понимаете?
— Все понятно! — ответил Юрий Борисович. — Лицо ребенка! Беречь индивидуальность! Песталоцци! Коменский! Макаренко! А у нас? Тираж! Читатель! Редактор! И еще — черт побери — стиль!
Дальше повышать голос было уже некуда. Секретарь остановился, перевел дух и виновато добавил:
— Поверите? Недавно Толстого править стал! Льва Николаевича. Сам себя поймал — читаю и мысленно правлю!
Вите не пришлось ломать голову над планом. Все давали ему советы.
Оля убеждала включить целиком записи Эрика Сергеевича:
— Во-первых, он — участник, во-вторых, точнее всего, в-третьих, лучше не напишешь, в- четвертых…
Витя послушал, спросил, будет ли «в-девятых» и «в-десятых», и объяснил:
— Места мало. Не войдет.
Тиша долго ходил вокруг да около, а потом, словно невзначай, спросил:
— А о листовке будет? Не забыл: семнадцатая строчка?
Генька спохватился: «Я же Порфирию Ивановичу обещал…» и строго-настрого велел:
— Ты напиши, как полагается… Не знаешь? Погоди!
Сбегал в библиотеку, притащил огромный том и, заглянув в предисловие, уверенно продиктовал:
— «Документы были получены благодаря любезному содействию Архивного управления, которому автор выражает свою глубокую признательность». Тебе — раз плюнуть, а Порфирий Иванович нам авось еще пригодится.
Вася Коржиков велел Геньке притащить Витю к нему. Усадил его в пионерской комнате, закрыл дверь на ключ.
— Будешь писать, скажи, что поиски велись по заданию — кого? — отряда КС. Понял? И вообще, имей в виду, Мальцев, ты теперь не в нашей школе, но мы тебя не списали. Член-корреспондент. Заруби это — где? — на носу!
И хотя сказано было строго, и даже угрожающе, — Витя обрадовался.
— И еще, — продолжал Вася Коржиков. — Ты наш летописец. Пимен и Нестор. Летом отряд пойдет в поход — куда? — по местам боев. И вот хорошо бы — в газете… Понял? Ты уже с «Зарей» прочно связан, тебе и карты в руки. То есть — перо в руки. Договорились?
Витя кивнул. Он старался не выдать радости. А вообще — приятно. Уже настоящим газетчиком считают!
Лишь Николай Филимонович ничего не советовал, не наказывал и только просил показать статью, прежде чем нести в «Зарю».
Юрий Борисович сказал, что статья пойдет в пятницу. Витя с утра дежурил в вестибюле метро — у них в квартале газетного киоска до сих пор не было. Румяная киоскерша выложила старые журналы, конверты, открытки и занялась вязанием.
Наконец, в стеклянных дверях показался экспедитор с огромной пачкой газет. Треснула веревка, и на стойку легли свеженькие номера «Правды», «Известий», «Зари».
