«Лацио» наконец поднял голову и только тут увидел, что виновница кошмара стоит рядом с ним. Он смерил маму взглядом с головы до ног, посмотрел на нашу машину и усмехнулся.
Точно так же зло усмехались Варальди и Риччарделли, когда смотрели на меня со своих мопедов. Ухмылка хищника, увидевшего жертву.
Мне следовало предупредить маму.
«Лацио» поднял зеркальце так бережно, словно это была малиновка со сломанным крылом.
— Может, для тебя это не серьезно. Для меня очень. Я только что забрал машину из ремонта. Знаешь, сколько стоит это зеркальце?
Мама мотнула головой:
— Много?
Я схватился за голову. Ей не следовало шутить с этим типом. Ей нужно извиниться. Дать ему денег и покончить на том.
— Четверть зарплаты официанта. Но откуда тебе знать это… У тебя нет таких проблем.
Мне надо было бы подняться, выйти из машины, взять маму за руку и бежать прочь, но я чувствовал, что теряю сознание.
Мама в растерянности покачала головой:
— Видите ли, ведь это же вы наехали на меня. Это вы виноваты.
Я увидел, как «Лацио» слегка пошатнулся, зажмурился, словно приходя в себя от только что полученной пощечины. Ноздри его дрожали, как у собаки, нашедшей трюфель.
— Я виноват? Кто? Я?! Я на тебя наехал? — Он поднялся во весь рост, раскинул руки и прорычал: — Что за бред ты несешь, шлюха?
Он назвал мою мать шлюхой.
Я попытался отстегнуть ремень безопасности, но руки не слушались.
Мама старалась сохранить спокойствие. Она сразу вышла из машины, под дождь, вежливая, готовая взять на себя вину, если действительно виновата, она не сделала ничего плохого, а какой-то тип, которого она видела впервые в жизни, назвал ее шлюхой.
«Шлюха. Шлюха. Шлюха», — трижды повторил я про себя это слово, испытывая к нему мучительное презрение. Никакой вежливости, учтивости, уважения — ничего!
Мне следовало убить его.
Но куда подевался весь мой гнев? Куда испарился тот пыл, что переполнял меня, когда кто-нибудь досаждал мне? Гнев, вынуждавший слепо бросаться на людей? Я походил на разряженную батарейку. От страха я не мог даже отстегнуть ремень безопасности.
— Почему? Что я сделала? — произнесла мама, покачнулась, словно ее ударили в грудь, и схватилась за сердце.
— Эй, милочка! — Из окошка «смарта» выглянула курчавая девица в зеленых очках и с фиолетовыми губами. Я поначалу ее и не заметил. — Да ты знаешь, дорогуша, что ты такое? Ты же просто дура на «БМВ». Ты, ты наехала на нас. Мы раньше тебя увидели свободное место.
«Лацио» тем временем указывал на маму растопыренными пальцами.
— Только потому, что ты дохлая б…, обернутая банкнотами, можешь делать все, что вздумаешь. Мир принадлежит тебе, да?
Кудрявая девица в «смарте» захлопала в ладоши:
— Отлично, Теодоро. Скажи ей пару ласковых, этой шлюхе.
Я должен был что-то сделать, но думал только о том, что его звали Теодоро, а я никогда не встречал никого с таким именем.
Я стал глубоко дышать, чтобы избавиться от этой идиотской мысли. Уши и шея у меня пылали, голова кружилась.
Наверное, Тео, старого кокера соседки с первого этажа, на самом деле звали Теодоро.
Мне следовало немедленно уйти. Я не имел никакого отношения к этой истории, я ведь только сказал маме, что платье это откровенное, и если бы она послушала меня…
Я отстегнул ремень, но не мог шелохнуться.
Мне казалось, я сижу на коленях какого-то каменного гиганта, он держит меня обеими руками и не отпускает.
Я смотрел на прохожих, надеясь, что кто-нибудь нам поможет. Но они виделись мне сплошной бесформенной массой.
«Лацио» схватил маму за руку и дернул:
— Иди полюбуйся, красотка. Посмотри, что наделала.
Мама покачнулась, потеряла равновесие и упала.
Резкий женский голос прокричал:
— Тео! Тео! Оставь, уже поздно. Она все равно не понимает, эта дерьмовая буржуйка.
Мама лежала на мощеной мостовой, чулок порван. Мостовая ужасно загажена. В Риме ведь улицы не убирают, и они покрыты инфицированным голубиным пометом. Мама лежала возле машины, «Лацио» стоял над нею.
Сейчас он плюнет в нее, подумал я.
Но тот лишь произнес: — И благодари небо, что ты женщина. А не то я бы сейчас…
Что бы он сделал сейчас, не будь она женщиной?
Мама закрыла глаза, и я почувствовал, как каменный гигант, сжимавший и душивший меня, одним рывком пробил крышу машины, и мы полетели с ним над этими людьми, над «Лацио», над моей мамой, лежавшей на земле, над стоящими в пробке машинами, над крышами с сидящими на них тучами ворон, над шпилями церквей.
И потерял сознание.
5
В девять утра грязное оконное стекло пропускает золотистые лучи света. Наверное, из-за горячих труб отопления мне тут все время хочется спать.
Я зевнул и в одних трусах и майке прошел в туалет, к раковине, почистить зубы.
Под мышками пока еще терпимо. Меня не вдохновляла перспектива обливаться холодной водой, к тому же тут вполне можно и вонять потом, ведь нюхать некому. Попрыскал на лицо автозагаром и сделал себе бутерброд с «Нутеллой».
Решил, что потрачу несколько часов на обследование подвала. Все эти вещи принадлежали предыдущей хозяйке нашей квартиры, покойной графине Нунцианте, у которой не было родственников. Мой отец купил дом со всей мебелью и всеми вещами и отправил их в подвал.
В ящиках старого темного комода я нашел разноцветные платья, тетради, заполненные записями о расходах, журнальчики с решенными кроссвордами и шарадами, коробочки со всякими иголками, заколками, шариковыми ручками, какими-то прозрачными камешками, пустыми пачками сигарет «Муратти», флакончиками из-под духов, высохшими тюбиками губной помады. Лежали там и пачки открыток. Канны, Виареджо, Искья, Мадрид. Почерневшие серебряные приборы. Очки. Нашел даже белокурый парик, который тут же нацепил себе на голову, а потом надел шелковый оранжевый халат и стал расхаживать по подвалу, словно по залу какого-нибудь замка.
— Добрый вечер, герцог, я графиня Нунцианте. Ах, тут и графиня Синибальди. Да, праздник скучноват, и я еще не видела маркиза Мартышконе. Не попал ли он, случайно, в ров с крокодилами?
Под грудой старой мебели стояла походившая на гроб скамья с ящиком, разрисованная красными и зелеными цветами.
— Здесь покоится бедный Гоффредо. Он съел отравленную котлету по-милански.
Зазвонил мобильник.
Я рассердился:
— Да ладно! Вот надоеда! Мама, пожалуйста… оставь меня в покое.
