сделал бы Профессор? Или мистер Уизард? Нет, не этот. А тот, что похож на сову. «Дризл, дэзл, дои, ему пора домой…»
Господи, как многого мне не хватает. Даже того, что раньше мне так не нравилось. Мамы и папы. Сестричек. Моих так называемых друзей. Марри. Даже школы. В какой-то момент, когда в комнате стало совсем темно и видны были только блестящие красные глаза робота, я, наверное, заснул.
Проснулся я внезапно, открыл глаза — кругом темно, а в руке нестерпимая боль. Я сел, пытаясь разобраться, что к чему, а голос, мой голос так и кричит — будто я начал кричать во сне и так и не останавливаюсь.
Красные глаза робота совсем рядом, в их свете я могу раз глядеть и его самого, руки, ноги, бесстрастное лицо, даже очертания вещей в комнате, мебели тринтунов.
Я попробовал встать, споткнулся и изогнулся, чтобы посмотреть на плечо сзади. Боль пронзила меня насквозь. Какое-то тёмное и мокрое пятно. Кровь! Я истекаю кровью! Я издал какой-то неопределённый звук, посмотрел на робота и заметил, что он держит что-то в руке, аккуратно зажав это пальцами.
Он на секунду поднёс руку к своему бесстрастному лицу, словно желая съесть это что-то, хотя рта у него не было, потом потянулся и схватил меня за руку, как раз под тёмным пятном.
— Нет! Нет! Пусти! — Голос у меня срывался.
Робот протянул вторую руку и коснулся моей раны.
Вспыхнул белый свет.
Невыносимая боль.
Вот так. Я потерял сознание.
Потом снова проснулся. Голова была ясной. Комнату заливал розовый солнечный свет. Надо мной неподвижно стоял робот, его красные глаза неотрывно следили за мной. Глаза без век. Точно. Я сел, чувствовал я себя не хуже обычного, во рту было по-прежнему очень сухо, левая рука у плеча болела, как от сильного удара.
Память.
— Кее-рист… — шёпотом.
Сон?
Нет. Больное место на руке отмечено белым шрамом, словно я когда-то давно сильно порезался. Точно. Свежие шрамы обычно красные, потом они ещё долго остаются розовыми. А такой большой и подавно. Я дотронулся до шрама. Чувствительно, но не больно.
— Какого чёрта…
Я поднялся на ноги, облизал губы, и робот отступил на несколько шагов, продолжая при этом смотреть мне прямо в глаза. Потом он поднял руку, будто звал меня за собой. Сюда. Сюда. Пошли. Повернулся и медленно побрёл к двери в ванную комнату. Снова обернулся ко мне. И снова тот же жест рукой. Пошли. Чего же ты ждёшь?
Я прошёл вслед за ним в ванную.
— Ну и?..
Робот протянул руку и ткнул в прозрачную кнопку, комната тут же заполнилась бледным розовым светом, и кожа моя словно тоже порозовела, я прямо-таки чувствовал, как набираюсь сил и бодрости. Затем он стукнул по кнопке над отверстием в полу, и внизу мелькнул слабый голубой свет, послышалось негромкое шипение. Я почувствовал электрический запах.
Ага. Дезинтегратор.
Почему я сам не догадался проверить все кнопки в доме? Боялся? Господи, я ведь заполнил и ванну, и раковину на кухне…
Робот постучал по кнопке над ванной, по той самой, на которую нажимал я, тогда ещё у меня набралась полная ванна кислоты. На сей раз в ванной появилась прозрачная, чистая вода. Я не мог оторвать взгляд от неё, смотрел, как наполняется ванна, и потирал шрам на руке. Сердце у меня бешено колотилось в груди.
— Ладно, — сказал я и посмотрел на робота. Он, как и прежде, бесстрастно взирал на меня. — Что-то проясняется. Но что? Чёрт побери. — Я протянул руку и потрогал пальцем воду. Ни какого шипения. Никакого ожога. Тёплая вода. Я зачерпнул пригоршню, поднёс её к лицу. Понюхал. Никакого запаха. Набрал полный рот. Никакого вкуса. Проглотил.
— Вода.
Голосочек, как у попугая, повторил:
— Ва. Та.
По спине у меня пробежали такие мурашки, словно кто-то там прополз. Я повернулся к роботу и спросил:
— Ты что-то сказал, приятель?
— Биии-уууу.
— Ага. — Я снова повернулся к ванне, перевёл дыхание. Потом стащил с себя грязную одежду, залез в ванну и сел. Окунулся в тёплую воду и, наклонившись, погрузил в неё лицо и принялся растирать щёки — они покрылись местами жёсткой, местами шелковисто-мягкой щетиной. Я открыл рот и попробовал выпить воды, но вместо этого чуть не захлебнулся и расхохотался.
Я поднял взгляд на робота и прокричал:
— Господи! Как здорово!
Он ответил:
— Ва. Та. Сдо. Ра. Ва. — Потом неожиданно отвернулся и медленно вышел, а я остался один в ванной.
Я откинулся назад и погрузился в воду. Как приятно, когда вода вот так обволакивает тебя, отдирает чешуйки старой, отмершей кожи, слой старого пота, грязи и бог его знает чего ещё; неожиданно я вспомнил о шампунях, мыле, зубной пасте и щётке.
Откуда робот узнал, что я хочу вымыться? Тут в памяти всплыло, как я кричал, пытался вырваться, на руке была кровь, а робот поднёс что-то к лицу, потом зашипел заживитель ран, и остался вот этот шрам.
Я дотронулся до него и подумал: «Образец». Наверное, робот взял образец моей плоти для анализа. Что там говорили на уроках естествознания? Мы на семьдесят процентов состоим из воды. Что-то вроде этого.
Как я мечтал о пузырьке «Микрин», противного голубого ополаскивателя для рта, который обычно стоял у нас в ванной! Я всегда просил мать покупать ополаскиватели марки «Скоун», как делала мать Марри, но «Скоун» зелёного цвета, а моя мать всегда, видите ли, предпочитала голубой.
Я решил, что даже если просто прополощу одежду в воде, всё равно она станет чище. Разве нет?
Лучше, чем вообще её не стирать.
Робот вернулся, в руках он нёс каменное блюдо с чем-то дымящимся и коричневым. Вся ванная наполнилась запахом жареной свинины. Боже мой, настоящие свиные отбивные! У меня даже слюнки потекли.
Я поставил блюдо на край ванны. Еда внешне была похожа на гамбургер с толсто нарезанным мясом, немного светлее по цвету, чем обычная говядина. Я потрогал еду пальцем, потом облизал его и понюхал.
Ага. Похоже на жир от свиной отбивной, но… Я вздрогнул и уставился на робота.
— Синтезировано из?..
Молчание.
Какой же он умный. Умнее меня. Что ещё можно ожидать от цивилизации, освоившей жизнь в космосе? Внутри у меня всё замерло. Это лучше, чем «Арсенал чудес». Не считая, конечно, книжки о Пеганне Серебряные Волосы.
Я взял кусочек жареного мяса и положил его в рот. Разжевал. Проглотил. Взял второй. Не совсем, конечно, свинина. Похоже на дичь, но и не оленина. Вдруг я понял, что тарелка наполовину опустела, а
