– Я же не требую навсегда… – примирительным тоном вещал Олефир. – Сходите на полчасика, потом вернетесь. Невредно иногда проветриваться. Я же вас не прошу за город выехать!
Главный аргумент «против» пока не звучал – смерть и воскрешение старика-фанатика могли оказаться еще одной военной хитростью. Эта провокация начала боевые действия, ее продолжение могло их завершить самым фатальным образом для одной из сторон. Однако и главный аргумент «за» был известен обоим, потому Олефир так его и не высказал, – деньги. Еще неделя противостояния, и общины обанкротятся. Виртуалы не смогут позволить себе такого количества детей, и придется менять образ жизни – окончательно уходить в цифровые вселенные.
Тогда виртуальность станет не просто домом, а тюрьмой.
– Подумай, что будет, когда это предложение окажется перед Рогутом?
– Он мужик упрямый.
– Возьмут к ногтю и упрямого.
В итоге уламывание, демонстрация новых доказательств и общая подготовка почвы заняли полтора часа.
Спусковым крючком послужило вполне связное донесение от периферийной приборной разведки – жучок в сорок седьмом коридоре начал передавать картинку. Обманники в большом количестве выходят из привычных секторов обитания. Проще говоря, со своих этажей.
Бронз в бешенстве посмотрел на Валерия. Будь торговец здесь во плоти – он бы погиб на месте. Потому как первой мыслью виртуала было, что его отвлекли, не дали постоянно вчитываться в данные разведки, и что самое подлое – отвлекли чистой правдой.
Виртуалам надо было повторять маневр противника, но в другой форме. Надо было обдумать финты прямо сейчас.
– А мои деньги? – самым естественным тоном осведомился Валерий.
Бронз, все еще плохо соображая от злости, щелкнул пальцами. Одновременно с обрывом связи на счет торговца перепала какая-то мелочь.
Младший Олефир стянул с головы обруч и стал собираться.
У старшего Олефира оставались дела в суде: все держалось на честном слове, возможность еще не стала реальностью.
Нестройную массу обманников надо было довести до места, а сделать это оказалось не проще, чем затушить пожар, таская воду в решете. Валерию пришлось забирать под контроль встречные «сюрпризы». Давить в зародыше массовые истерики. Давать людям новые иллюзии. Подгонять толпу отстающих.
Он начал казаться самому себе одним большим зеркалом. Отражения тысяч интриг, механизмов, надежд – это все невозможно было охватить сознанием, но притом все это как-то умещалось у него в голове. Он все больше расширял психику, все ближе становился к «просветлению», и для него уже не было обратного пути…
Суд прошел в большом спортивном зале и обернулся митингом. Крики, «пищалки», раскрашенные физиономии, даже маленькие транспаранты. Все именно так, как и должно быть при выражении «воли народа». Временная победа – голограмма судьи зачитала решение на скорости вдвое выше человеческой речи – и поспешное возвращение. Первый такт, первое движение педали.
Олефир отстал от обманников и встретил группу виртуалов. Не слишком большую, но достаточную для отмены предыдущего решения суда. Чтобы допустить новых посетителей к процессу, их пришлось разоружить. И тоже был митинг – виртуальное присутствие обернулось многотысячной толпой. Второй такт, поворот колеса и нажатие второй педали.
И все.
Цепь замкнулась, заработал велосипед. Остальное было уже не его делом. «Старший брат» поддержит процесс. Чтобы сохранить себя, людям придется выбираться из коконов и дышать воздухом, отключать редактирование мира и смотреть на Вселенную трезвыми глазами. Счастья от этого не возникнет. Окрестности своих маленьких уютных мирков они населят выдуманным злом. Однако соль в том, что у людей будет чисто человеческая причина отказываться от иллюзий – вражда с другими людьми. И чтобы разобраться с противниками, придется лично явиться на поле боя.
Хождение по судам не будет вечным. Пройдут сотни метаморфоз: попытки разорвать круг, уйти к роботам, объединиться, просто перевешаться всем вместе на люстрах. Только двухтактная система сохранится, люди останутся людьми. И эту общину можно будет вывести куда угодно. Хоть в другую звездную систему. Какое-то из будущих перерождений Олефира об этом позаботится.
Старший Олефир зашел в какой-то случайный кабинет недалеко от зала суда. Там было пусто. Он смотрел из окна на вечернее небо – городские огни не давали показаться звездам, и казалось, что над улицами висит неоновый туман.
Уходили последние минуты – и что-то недоброе начало с ним твориться.
Олефир почувствовал, как вещи вокруг него теряют свою прозрачность, лишаются собственных историй и внутреннего смысла. Его маленькое личное «Я» вдруг ослабело, уже не было центром Вселенной и вместилищем знаний. Окружающее бытие стало очень привычным, но в то же время и слишком тесным. Олефир последние сутки начал привыкать мыслить с размахом и точностью. А теперь он стал как альбатрос с отмороженными крыльями, которого засунули в очень маленькую клетку, – он чувствовал, как съеживается память.
Нехватка самого себя оказалась мучительной. Он будто остался в мире один, и тьма подступала к глазам, поедая память. На мгновение пришла клаустрофобия.
«Старший брат» начал отключать его от виртуальных ресурсов. Пересыхали каналы связи, а новые белковые цепочки в мозгу становились бесполезными нагромождениями клеток.
Закономерный итог. Сейчас к нему придет смерть. Он, правда, не помнил, как это случалось в прошлые разы, записей этих моментов не сохранялось, но ошибиться было невозможно.
Сзади тихо открылась дверь. Это его собственные шаги.
– Пожелания будут?
Олефир пожал плечами. Страх не должен мешать ходу мысли, пусть и плохо получается думать.
– Отдохни. Хотя бы месяц. Жизнь оборачивается слишком редким пунктиром. Надоело. Возьми отпуск. К Юле съезди.
– Не возражаю.
Движение воздуха, может шелест ткани или еще что, но шестое чувство безошибочно подсказывало, что орудие убийства смотрит ему в затылок.
– И еще одно: пусть моя урна будет из гематита.
– Это кровавик? – уточнил голос, похожий на эхо.
– Да.
С громким хлопком пришла темнота.
Он появился вечером, в пятницу. Нет, не 13-го. Дата была совсем ни при чем. Но от этого пятница не стала менее «чертовой».
Он возник в моей машине, словно персонаж голливудского боевика. Есть такое клише – главный герой смотрит в зеркало заднего вида и вдруг видит его. Но сначала я услышал голос.
– Куда едем? – спросил он. Видимо, он посчитал, что это приветствие.
– Кто ты? – вопросом на вопрос ответил я.
– Чарли. Просто Чарли.
Неприятное имя. В американских фильмах так часто зовут маньяков и психов. Я посмотрел на него в «то самое» зеркало заднего вида. Он не был похож на американца.
– Ты смахиваешь на русского. Почему родители так странно назвали тебя?
– Я сам так себя зову, – сказал он.
Он не понравился мне с первого взгляда. Не люблю людей, которые не ограничивают себя условностями. Обычно это плохо заканчивается. И для них, и для тех, кто рядом с ними.
– Я пришел решить твои проблемы, – сказал он. – Ты помог мне. Я помогу тебе.
– Хорошо, – сказал я и завел машину. – Тогда поехали. И не спрашивай куда…
Мы добрались до центра за двадцать минут. Час пик уже прошел, и дороги были свободны.
