щенка и выкрикивал пронзительным голосом уличного зазывалы:
— Родословная самого Цербера. Квириты, не проходите мимо, родословная самого Цербера! Всего сто сестерциев!
Он буквально ухватил за край туники хромающего мимо человека. Тот обернулся и глянул с удивлением, не ожидая подобной фамильярности. Но глянул без злобы, скорее с любопытством.
— Потомок Цербера, — повторил торговец. — Отдаю почти даром.
Хромоногий посмотрел на щенка и улыбнулся половиной рта. Впрочем, такая полуусмешка не портила его лицо. Нос прохожего был необыкновенно тонок, и к тому же крив. Прямые черные волосы начесаны на высокий лоб не по моде, будто человек хотел скрыть вышину лба под низко обрезанной челкой. Светлые глаза он то и дело щурил или вовсе закрывал, будто тяжко было ему глядеть на окружающий мир. В руке прохожий держал два очень древних кодекса, и значит, шел он не на рынок, а в библиотеку при храме Геркулеса. Быть может, еще сам Адриан читал эти книги.
— Если щенок столь благородной крови, то он должен быть трехголов, не так ли? — спросил прохожий.
— Это дед его Цербер трехголовый, а папаша был уже двухголов, а сам он, как видишь, доминус, об одной голове.
— А щенки твоего замечательного пса и вовсе окажутся безголовыми, — предположил прохожий.
Продавец хихикнул, но сбить его было не просто.
— Нет, все не так, доминус. Мамаша у него была одноголовая. И значит, детки у нашего красавца вполне могут быть трехголовы. Вы, верно, слышали про генетику? В Афинской академии очень неплохая кафедра генетики, не говоря уже об Александрийской.
Прохожий уже позабыл, куда шел и зачем. Он вообще о многом позабыл, даже забыл щуриться. Солнце его больше не слепило.
— Пес тебе нужен как никому другому, — продолжал втолковывать пройдоха.
— Это отчего же? — Черноволосый потрепал щенка по мохнатой голове.
Пес приоткрыл слепленный дремотой глаз и через силу лизнул, протянутую руку.
— Оттого, доминус, что тебе нужен собственный соглядатай, — мечтательно глядя на статую Адриана, продолжал продавец собаки. — А я, доминус, лучший соглядатай во всей Империи. И ты никогда не раскаешься, если возьмешь меня на службу.
— В качестве кого?
— Секретарем. У Цезаря должен быть секретарь, доминус. Лучшего соглядатая в Риме тебе не найти. Выигрывает тот, кто лучше подглядывает. Это закон.
— Чей?
— Мой. Спешу заметить, что Руфин, будучи Цезарем, тоже держал под видом секретарей личных фру-ментариев, и те люди вскоре очень быстро пошли наверх.
— Надеешься сделать карьеру? — Лицо Цезаря посуровело, и он вновь прикрыл глаза, и даже прислонился к колонне из розового мрамора, на вершине которой бронзовый Меркурий мчался по своим делам, но как ни спешил, не мог сдвинуться ни на шаг. При этом Цезарь по-аистиному подогнул правую ногу.
«Искалеченная нога ноет к перемене погоды, — подумал хозяин щенка. — И вправду, ночью обещали дожди».
Какой-то мальчишка лет двенадцати, радостно вопя, протащил мимо них огромную коричнево- красную змею. Туловище убитой гадины волочилось по мостовой, огромная плоская голова была забрызгана чем-то белым, блестящим. Следом за мальчуганом мчались двое друзей, размахивая палками. Вигил, дежуривший у ворот рынка, шагнул им навстречу, и троица разом примолкла.
— Мы поймали ее в саду, — объяснил мальчишка и кинул мертвую змею в пыль. Несколько человек тотчас их окружили.
— Здоровая, никогда таких не видел, — вигил присел на корточки и принялся рассматривать убитую тварь — Верно, какой-то неизвестный, считавшийся вымершим вид. Я вчера в подвале тоже видел огромную, но куда меньше этой.
От зрелища Цезаря оторвал голос хозяина щенка:
— Еще одного гения убили. Прежде его всячески улещивали, оставляли яйца и фрукты на алтаре, а теперь прибили ни за что. Хочешь поговорить о гениях?
— Нет.
— Странно. По-моему, интересная тема. Но о чем-то ты хочешь поговорить? К примеру, о событиях в Персии? Про Экбатаны. — Парень замолчал. Пауза была как омут — в разговор хотелось броситься головой вниз.
— Как тебя зовут?
— Называй меня Квинтом. Потом я, может быть, сообщу тебе другое имя.
— Иди за мной. Квинт, — приказал Элий. И он зашагал назад к воротам императорского поместья, так и не посетив библиотеку. Квинт вскочил, перекинул сумку со щенком через плечо и бодрым, пружинистым шагом двинулся следом, без труда нагнал Цезаря и зашагал рядом. Походка Цезаря была некрасива. И люди, встречавшие Элия на улице, никогда не смотрели на его ноги. Квинт же, напротив, бесцеремонно пялился на голени Цезаря, обтянутые шерстяными носками и зашнурованные в высокие кожаные сандалии. Внешне они напоминали котурны, те, что носят трагики, императоры в них хаживают да сенаторы. Но Элий носил заурядную ортопедическую обувь. Правая нога была несколько короче, но нетрудно было заметить, что изуродованы обе ноги, только правая срослась куда хуже левой.
— И зачем так измываться над собой, когда носильщики домчат за десять минут? — Квинт, казалось, позабыл, с кем разговаривает. — Или ты ищешь популярности плебса? Кандидаты в сенаторы, пока добиваются должности и носят белоснежные тоги, тоже любят прошвырнуться пешочком от курии до Колизея. Но стоит кому-нибудь получить пурпурную полоску, он тут же пересаживается в авто, причем самое шикарное.
— Объяснение гораздо проще. Мне надо постоянно двигаться, иначе я вообще не смогу ходить, — признался Элий.
— Боишься, что сенат лишит тебя права наследовать Руфину, если превратишься в калеку?
Цезарь резко повернулся и глянул в упор на Квинта. Любой другой тут же бы смешался. Но Квинт лишь отступил на шаг и шутливо поднял руки.
— Я понял: ты не калека. У тебя был насморк, но теперь ты выздоравливаешь. И Руфин предоставил в твое распоряжение поместье, пока не перестанешь чихать. Я читал об этом в «Акте диувне». Что ж, придется принять официальную версию.
— «Акта диурна» пишет правду. Как всегда.
— Но тебе непременно нужен пес. Цербер для тебя просто находка. И тысяча сестерциев за такую собаку — смехотворная цена.
— На рынке ты требовал за него всего лишь сотню.
— Не может быть! — неподдельно изумился Квинт.
— Со слухом у меня все в порядке.
— Ну хорошо, отдам щеночка за пятьсот. Не может собака Цезаря стоить сто сестерциев. Это неприлично.
— У меня нет лишних пяти сотен на подобные прихоти. — Элий уже стал уставать от болтовни фрументария. Но за возможность услышать новости из Персии он готов был его терпеть.
— Разве тебя не сделали Цезарем? Или «Акта диурна» ввела доверчивый римский народ в заблуждение?
— Да, я — Цезарь, но не имею права брать на свои прихоти деньги из казны.
— Пес — это не прихоть. Пес — жизненная необходимость. И я — тоже необходимость.
— Сколько же стоит эта необходимость?
— Десять тысяч в месяц. Мне лично. Остальные агенты обойдутся дешевле.
— Ни одному секретарю не платят столько. Мой личный секретарь Тиберий получает вдвое