Лора АНДРОНОВА
СКАЖИ «САБИКОН»
* * *
Пятый подъезд дома тридцать семь по улице Строительной не отличался красотой и ухоженностью. Грязно-зеленые стены пестрели подозрительного происхождения пятнами, на лестничных площадках пылились липкие лужи. Тошнотворно воняло рыбой.
Остановившись напротив двери квартиры номер семьдесят восемь, Олег затянулся в последний раз, бросил окурок на пол и нажал на кнопку звонка. Тишину трижды огласила длинная трель. Никто не открывал.
— В сортире он, что ли? — пробормотал Олег, продолжая терзать звонок.
Из квартиры не доносилось ни звука.
— Лёнька, — заорал Олег, барабаня в дверь кулаками. — Ты там спишь?
Не дождавшись ответа, он сел на ступеньку и глубоко задумался.
Не далее как час назад, на автобусной остановке, он повстречал своего старого друга Леонида Литвинского, тонкий стан которого гнулся к земле под тяжестью целого ящика высококлассного пива.
— Зубр! — приветственно взревел Литвинский, опуская на землю свою ношу. — А я как раз тебе звонить собирался.
Они обменялись рукопожатием.
— Что празднуем? — осведомился Олег, с легкой завистью принюхиваясь. От Леньки пахло вином, сигаретным дымом и чем-то еще — неуловимым, но очень приятным.
— Уже ничего. А праздновали… Юбилей шефа, кажется… Или годовщину основания фирмы? Черт его разберет, в общем. Это не имеет никакого значения — Леонид обезоруживающе улыбнулся, — А имеет значение то, что я, памятуя о том, что у меня есть дорогой друг по имени Олег Зубр, глотка которого всегда жаждет освежающего, припас некоторое количество сей душистой живительной влаги.
— Купил? — не понял Олег.
Неловко переступив с ноги на ногу, Литвинский утомленно то ли присел, то ли упал на ящик и укоризненно посмотрел на приятеля снизу вверх.
— Не купил, а припас! Подобно домовитому кроту унес в норку. На собственном горбу, между прочим!
— Стало быть…
— Стало быть, жду тебя через час. Захвати с собой некоторое количество хлеба, сыра и прочих продуктов, которые могут пригодиться двум джентльменам, собирающимся приобщиться к таинству пивопития…
И вот, совершив стремительный налет на ближайший магазин, Олег прибыл к заветной квартире. Из белого пакета доносились ароматы сыра и свежайшей белой булки, выжидающе побулькивал глиняный кувшинчик с коньяком. Запустив руку в мешок, Олег извлек оттуда огурец, и опечаленно им захрустел.
— Все ясно. Лёнька забыл про меня и глушит в одиночестве.
Перед его внутренним взором возникла настолько четкая картина бессовестного Литвинского, исполняющего соло на ящике с пивом, что Олег протяжно застонал и с удвоенной яростью навалился на дверную ручку. Не выдержав напора, дверь жалобно щелкнула и отворилась. Поддеть карандашом и скинуть цепочку оказалось делом простым.
— Алё! Ты жив? — закричал он, победно вступая в прихожую и оглядываясь.
Леонид Литвинский жил широкую ногу. Просторная трехкомнатная квартира не была обезображена ни шкафами, ни диванами, ни прочими предметами, необходимыми для создания уютного мещанского гнезда, потому немногочисленные Лёнькины пожитки обитали в углах и на подоконниках. На единственной табуретке валялись майка и джинсы. На газовой плите красовались заляпанные грязью кроссовки. В раковине одиноко плавала бордовая роза. Судя по состоянию ее лепестков, пребывание розы в воде исчислялось уже неделями. Посредине большой комнаты, возле матраца, служившего, в зависимости от обстоятельств, столом, кроватью или ареной для борьбы сумо, возвышался нетронутый ящик пива. Если не считать истощенного таракана на кухне да пары мух, квартира была совершенно пуста.
Олег опустил пакет с провизией на пол и снова осмотрелся.
— Ну и куда пропал этот тип? — пробормотал он себе под нос.
Судя по всему, хозяин квартиры удалился в неизвестном направлении в одних спортивных штанах. Даже мохнатые вислоухие тапочки по-прежнему стояли на своем месте.
Заклеенные и плотно закупоренные окна всем своим видом показывали, что этим путем Литвинский уйти не мог.
— Мистика, — пробормотал Олег и потянулся к ящику за бутылкой пива. Однако, вместо ожидаемых холодных горлышек, его рука нащупала обрывок бумаги.
Поднеся листок к глазам, он прочел:
«Пишу для надежности, а вдруг, все же, получится. Я ушел в другой мир, это тут, по соседству. Если хочешь последовать за мной, встань так, чтобы на тебя падали солнечные лучи, очерти вокруг себя круг и скажи „Сабикон“. На всякий случай прощай. Лёня». Сверху на записке лежала половинка белого мелка.
— Спятил, — убежденно произнес Олег, — я всегда ему говорил, что много читать вредно. Особенно на ночь.
Он стал неторопливо потягивать пиво, пытаясь себя убедить в том, что все сейчас как-то разъяснится. Однако картина происходящего так и не складывалась. Первая пустая бутылка с тихим звоном покатилась в угол.
— Мог ведь он пойти к соседям? А цепочку потом карандашом накинул, как я. От воров бережется.
Обежав взглядом пустую комнату, самым ценным в которой были стопки книг, он воздохнул:
— Впрочем, чего тут воровать-то? Да и не припомню, чтобы Литвинский о таких вещах задумывался.
Через двадцать минут Олег безо всякого удовольствия откупорил третью бутылку и сходил на кухню, измерить раскрытую настежь форточку.
— Тридцать на пятнадцать. Даже при его худобе — совершенно невозможно.
Прикончив последний огурец, он нарезал половину сырного круга, распечатал коньяк, сделал несколько глотков, поморщился и вернулся к пиву.
— Заперся где-нибудь в шкафу и хихикает надо мной. Хотя шкафов тут нет. Как и антресолей.
За окном зарозовел закат, усилившийся ветер шелестел ветвями цветущей белой сирени.
— «На всякий случай прощай». Что это еще за случаи такие?
На седьмой бутылке Олегу стало совсем тошно. Ему казалось, что пустая квартира с укором смотрит на гостя, удобно развалившегося на чужом матрасе, в то время как хозяин пропадает в неведомых далях. От выпитого голова уже заметно кружилась, мир казался простым и правильным. Душа требовала незамедлительных и смелых поступков.
— Ладно. Попробую. В конце концов, что я теряю? — он бодро вскочил и, встав на яркое солнечное пятно на полу, нарисовал вокруг себя кривоватую окружность.
Начерченная мелом линия плотно задымилась, образовывая живой колышущийся кокон.
— Сабикон, — прошептал он, ошарашено пялясь в серую пустоту и прижимая к груди кувшинчик с коньяком.
Кокон возмущенно загудел, завибрировал и лопнул, обнажая изменившуюся действительность. Комната исчезла. Вокруг простиралась неспокойная поверхность океана, булькающая, бурлящая и ревущая в косых струях дождя. Неподалеку виднелась полоска сумрачного песчаного пляжа.
Несколько мгновений Олег висел в воздухе, а потом упал вниз, от неожиданности выронив и мелок, и кувшин. Тяжелые, с толстой подошвой, ботинки тянули на дно, волны захлестывали с головой, но