Екатерина II: алмазная Золушка

действительный тайный советник и полковник Семеновского полка. В двадцать один год прошел обучение в Венеции, участвовал в Нарвском сражении, взятии крепости Нотебург, Полтавской битве, выполнял множество ответственейших дипломатических поручений. В 1707 г. прибыл в Рим — официально для того, чтобы добиться непризнания Ватиканом в качестве польского короля неугодного России Станислава Лещинского. Но, в полном соответствии с рассказом Сен-Симона, задержался в Вечном Городе очень уж надолго. Что было предельно странно: Петр никому из своих сподвижников (и вообще всему дворянству) не позволял бездельничать, долгими месяцами болтаться по заграницам ради собственного удовольствия. Служить должны были все, от безусого прапорщика до престарелого фельдмаршала. Чтобы освободиться от государевой службы, нужно было либо прийти в совершеннейшую дряхлость, либо получить особенно жуткие увечья (одноногих и одноруких в покое обычно не оставляли, пристраивая на всевозможные «нестроевые» должности, где и с недочетом в конечностях можно справиться).

И тем не менее Куракин долго, очень долго торчал в Риме. Не имея никаких официальных служебных надобностей…

Не стоит сомневаться и в том, что Петр хотел породниться с крупнейшими монархами Европы. В 1723 г. тот же Куракин вел в Париже переговоры касательно возможной женитьбы французского принца на царевне Елизавете Петровне — но французы довольно резко отказали. Причина лежит на поверхности: дело тут вовсе не в том, что царевна была из «дикой Московии». Просто-напросто Романовы, занявшие престол без году неделя, в Европе, как это ни прискорбно для нашего национального самолюбия, совершенно не котировались (особенно если учесть, что маменька Елизаветы, хотя и коронованная по всем правилам императрица, происхождения была самого «подлого», и ее бурная биография была в Париже прекрасно известна…

Одним словом, в глазах французских и австрийских монархов «герр Питер» был этаким выскочкой, женатым к тому же на крайне сомнительной особе. Это с Иваном Грозным, родовитей-шим Рюриковичем, родственником многих европейских монархов, Европа разговаривала со всем почтением. А вот выскочек в старинных королевских домах не особенно жаловали. Сохранилась обширная переписка того же Грозного со шведским королем (королем, так сказать, в первом поколении, поскольку его папенька был не королем, а простым правителем) — Иоанн Васильевич вдоволь, не выбирая выражений, поиздевался над «мужицкого рода королем» и даже нормальных отношений на уровне послов с ним не поддерживал, а сносился через новгородского наместника, считая, что с «мужика» и этого достаточно. Шведский король, что характерно, вынужден был это терпеть, поскольку «монаршество» его и в самом деле было чересчур уж новехоньким, еще упаковка, можно сказать, в углу валялась, и свежей краской несло от позолоты…

Словом, на Елизавету не позарились, а двух других дочерей Петр вынужден был выдать замуж за князьков Голштинии и Курляндии, которые на карте можно было закрыть медной копейкой. У этих господ, хотя и родовитых так, что далее некуда, в казне гуляли сквозняки, а потому было не до спеси…

Был еще один весомейший мотив, кстати, по которому Петр крайне нуждался в сближении с Австрией. Петр всю жизнь искал сильных союзников против Турции — а Австрия, граничившая тогда с турецкими владениями, со Стамбулом воевала долго и упорно…

Вряд ли можно было ожидать от Петра каких бы то ни было колебаний идейно-морального плана. Его отношение к религии вообще и православию в частности прекрасно известно. Петра даже нельзя назвать «неверующим» — этот человек настолько демонстративно и вызывающе поставил себя вне религии, что иные упрямо считали, что это и не человек вовсе. Честно сказать, у них были к тому все основания: достаточно вспомнить гнуснейший «Всешутейший собор» Петра, откровенно пародировавший (публично!) православные обряды, и ту откровенную чертовщину, что творилась в доме «главного чертушки» Франца Лефорта, когда там прыгала мебель и посвистывали в темных углах какие-то мохнатые создания…

Кстати, еще во времена знаменитого Великого Посольства (1698 г.) Петр в Венеции свел самое тесное и сердечное знакомство с тамошними иезуитами: был на мессе, обедал в иезуитском коллегиуме. Особенно тесно сблизился с отцом Вольфом, которого даже взял в переводчики на сверхсекретную беседу с австрийским императором и потом щедро наградил «двумя сороками» соболей и дорогой тканью.

Будь это ему выгодно, Петр, полное впечатление, мог бы «переоформить» свою державу не то что в католичество, а и в магометанство. Такой уж был человек… или все же не человек? Кто теперь скажет…

Мотив, по которому Петр отказался от идеи внедрить в России католичество, приведенный Сен- Симоном, опять-таки полностью сочетается с нравом Петра: он попросту не мог допустить, чтобы над ним стоял кто-то еще — в данном случае папа римский. Православную церковь, напомню, Петр лишил возможности выбрать себе патриарха — и превратил, собственно, в один из департаментов государственной бюрократической машины… Так что, как видим, какое-то время всерьез стоял вопрос о решительной перемене веры в России. Не ставшей тогда католической исключительно из-за тяги Петра к полной и единоличной власти, не стесненной никем и ничем, ни в малейшей степени… Еще о случайностях. В свое время события сложились так, что Россия могла по дурацкой случайности лишиться великого своего ученого Михаила Васильевича Ломоносова. Окажись на окне в казарме прочная решетка, будь кавалеристы попроворнее… А впрочем, начнем с самого начала — со времен Анны Иоан-новны, когда эта история и случилась.

Императрица Анна Иоанновна, настоящая, реальная, в общем-то, не имела ничего общего с тем карикатурным образом и тупой и злобной бабищи, что с чьей-то легкой руки утвердилась в отечественной истории так прочно, что лишь в самые последние годы эту дурную легенду начали понемногу развеивать. Слишком долго пылилась в забвении книга крупного русского историка и писателя князя Щербатова (1733- 1790). Хотя Щербатов еще во времена Екатерины И, пусть и отмечая грубость Анны и ее выносившиеся без всякого колебания смертные приговоры, отмечал и другие стороны характера «царицы престрашного зраку»:

«Императрица Анна не имела блистательного разума, но имела сей здоровый рассудок, который тщетной блистательности в разуме предпочтителен… Не имела жадности к славе, и потому новых узаконений и учреждений мало вымышляла, но старалась старое, учрежденное, в порядке содержать. Довольно для женщины прилежна к делам и любительница была порядку и благоустройства; ничего спешно и без совету искуснейших людей государства не начинала, отчего все ее узаконения суть ясны и основательны…»

Одним словом, перед нами тот самый просвещенный консерватизм, который лично я предпочитаю водовороту дурацких реформ наподобие петровских. Одно немаловажное уточнение: коли уж Анна окружала себя умными людьми (факт, отмеченный многими историками), значит, она как-то умела выявлять и приближать как раз умных — что ее деловые качества характеризует опять-таки с хорошей стороны. Умение подобрать толковую команду — уже само по себе достоинство для правителя.

Тот же Щербатов пишет о работе министров Анны так: «Был управлен кабинет, где без подчинения и без робости един другому каждый мысли свои изъяснял; и осмеливался самой Государыне при докладе противуречить; ибо она не имела почти никогда пристрастия то или другое сделать, но искала правды; и так по крайней мере месть в таковых случаях отогнана была; да, можно сказать, и не имела она льстецов из вельможей, ибо просто наследуя законам дела надлежащим порядком шли».

Похожа такая императрица на тупую тираншу?

Ни в малейшей степени!

Кстати, именно при Анне русским офицерам стали платить такое же жалованье, как иноземцам (ранее иностранцы получали вдвое больше). Именно при Анне в России появились опера, балет, первые научные журналы — и первые русские ученые. При ней были организованы первые экспедиции к берегам Америки.

Нельзя сказать, что Анна очень уж усердно интересовалась науками — но все же Академию посещала не так уж редко, смотрела физические и химические опыты и даже наблюдала в телескоп кольца Сатурна.

И настал момент, когда на самом верху было решено, что в России необходимы свои ученые люди, сведущие в химии (которая тогда изучалась в тесной связке с горным делом и металлургией). Еще Петр I, учреждая Академию Наук, предусмотрел в ней кафедру химии — но как раз этой научной дисциплине в