Утро выдалось морозное и свежее. Солнце первым делом подрумянило остроконечные шапки гор, а после снизошло и до всех остальных, в том числе и до трех путников, что поднимались по тропе.
Бабуська, которую, как свою, приветила Кирина, отплатила нам черной неблагодарностью — отвела к люку для сброса отходов. Как мы там корячились в кромешной предрассветной темноте, спускаясь по веревкам, лучше рассказывать не буду. В носу до сих пор свербит от мерзкого запаха выгребной ямы.
Лошадей пришлось бросить в крепости. Шли пешком, то и дело поскальзываясь. Однако ругаться опасались — вокруг царила тишина, подобная той, что в храме: доносит каждое слово до строгих небес.
Прореху было видно издалека. Невнятно-бурое пятно зависло прямо в воздухе чуть в стороне от тропы. Оно пульсировало, точно живое, непроизвольно вызывая чувство гадливости.
Небо, еще недавно чистое какой-то ледяной голубизной, быстро и незаметно затянуло тучами, что не прибавило мне спокойствия. Вскоре и вовсе пошел снег. Я ловила белые невесомые крупинки ладонями и думала, что это мой самый первый снег в этом мире. От этого бесцельного занятия меня отвлек шепот светловолосой:
Кир, а нам обязательно лезть? — Эона поморщилась и все тем же брезгливым полушепотом уточнила: — И прямо... прямо туда?
Мне тоже интересно, кстати,— в кои веки поддержала я девушку.
Напряженно о чем-то размышляющая Кирина отмахнулась: мол, лезьте, куда хотите, только не ко мне с глупыми вопросами — время придет, все разъясню.
Мы, само собой, заткнулись. А что нам еще оставалось?
Подъем становился все круче, а прореха, или, как ее называли в крепости, «незатяга», меж тем приближалась. Свое название она получила благодаря тому, что никакие усилия как алоний, так и заезжих магов не могли залатать этот прорыв межмировой ткани в Хмарь. Не один маг получил своего первого «подмастерье», написав пару-тройку рефератов на тему сего феномена.
При ближайшем взгляде на эту мерзость у меня на душе тоже стало неспокойно. Не покидало стойкое ощущение, что за нами наблюдают. С
—Рен Илиш! Рен Илиш! — позади нас раздался окрик знакомым фальцетом, разбегаясь эхом среди гор.— Эона! Кирина! Подождите меня! Я с вами!
Сейчас, ага.
Делая вид, что глухота у нас с рождения, мы ускорили шаг.
—Рель, любовь моя, не покидай меня! — Подобрав пышные юбки, постоянно оступаясь, мужчина карабкался следом.
О, господи, Единый который, за что это мне?!
—Ходу!!! — рявкнула Кирина, здраво оценив обстановку.
До незатяги осталось каких-то пара-тройка шагов, когда мир вокруг нас сошел с ума. Легкий снежок обернулся метелью. Налетела вьюга. Завертела, закружила, безнадежно сбивая с направления. А после отступила, отрезая нас от мира стеной из мятущегося снега. На плечи вдруг легла неподъемная тяжесть, отчего подогнулись колени.
Четыре силуэта проступили в беснующейся метели. Три из них тенями остались стоять в снежной круговерти, а четвертый шагнул внутрь круга, и мы оказались лицом к лицу с взбешенной Мийей.
—Ваш путь окончен, достопочтенные. Прошу не оказывать сопротивления, тогда никто не пострадает.— Несмотря на перекошенную физиономию, голос алонии оставался официально-бесстрастным.
Вот это выдержка!
—Отпусти нас, Мийя. Пожалуйста.
Алония усмехнулась:
Глупо на это надеяться, Рель. Или как там тебя? Сестра Лия?
Зови, как хочешь,— буркнула я, отворачиваясь.
Резким порывом ветра с головы сорвало башлык и растрепало мои отросшие волосы, предательски посверкивающие у корней красным золотом. Утром было как-то не до покраски...
—Если бы не послание алны... — Мийя сплевывала слова, словно ядовито-горькую от желчи слюну.— Как ты могла предать Орден?
—Я никого не предавала,— все так же упрямо напирала я.
Кто б меня слушал? Уж точно не алония, самообладание которой было готово ей вот-вот изменить.
—Еще втерлась ко мне в доверие! А я-то расчувствовалась, пьяная дура, душу ей изливала!.. Лгунья!
Груз на плечах потяжелел настолько, что мне пришлось упереться в мерзлую землю руками, чтобы не распластаться навзничь. Острые камешки больно впились в ладони. Было такое ощущение, что еще немного, и они прорвут кожу и впечатаются в мясо.
Где-то там у меня за спиной болезненно охнула Эона и выругалась Кирина.
—Каждое слово, сказанное о твоей семье, было правдой. Я никого не пыталась вывести на откровенность. Это тебе нужно было выговориться. Не мне.
Алония скрестила руки на груди, с презрением смотря на нас сверху вниз.
Я сама знаю, что мне нужно.
Да неужели? — Меня точно прорвало. Честно говоря, я вообще плохо соображала, что несу.— А я вот думаю, что не знаешь! И никогда не знала. Вернее, просто боялась себе в этом признаться. Ты же отказалась от любимого мужчины, причем не из благородства характера, верности Конхолу или любви к сестре, а из-за страха и гордыни. Тогда как Тайя ничего не побоялась. И знаешь, несмотря на весь тот ужас, через который ей пришлось пройти, она ни о чем не жалеет. В ее жизни была любовь, было счастье. И еще у Тайи есть ее самое дорогое сокровище, ее любимая дочка. А что осталось у тебя, помимо твоей пресловутой Силы, долга и болезненного самолюбования? Перешептывания за спиной, чужая подозрительность, зависть и пустота. Это ты предательница и лгунья, а не я! Ты предала и обманула саму себя...
От сдержанности Мийи не осталось и следа. Лицо побагровело, пальцы до дрожи сжали рукоять меча.
Заткнись!
Меня можно заставить замолчать, но что делать с твоими воспоминаниями?! — выкрикнула я, почти срывая голос. И сипло продолжила: — Твоими персональными призраками... Разве не они приходят к тебе каждую ночь, глумливо хихикая, мучают тем, что могло бы быть, но не случилось? А ты готова сделать что угодно, лишь бы не думать, забыться... Хотя бы пьяным сном...
Расширившиеся темные глаза смотрели на меня, а видели оживший труп несбывшихся надежд.
—Откуда ты знаешь...
Стена из ревущего снега сгустилась, превратившись почти в монолит. Стало больно дышать. Еще немного — и я потеряю сознание.
—Знаю... Мийя, пусти... — Из горла через слово вырывался хрип.— Ради всего святого... Я... я тоже хочу пойти своим путем, как... как Тайя... Помоги же... мне. Ради... него... Ради... Вэрга... Ради... памяти... о нем...
Секунда, другая, и небосвод, казалось навалившийся на нас сверху, вернулся на свое законное место. Хотя, может быть, непосильную ношу приняли ссутулившиеся плечи стоящей напротив нас женщины.
—Прости его,— тихо сказал кто-то вместо меня.
Не веря своим ушам, я оглянулась — это была Эона.— И себя прости. Что случилось, того уже не изменить. Отпусти прошлое, не держи — тогда оно тоже тебя отпустит.
На мгновение алония подняла на нас больной взгляд, а после растворилась в метели. С трудом я поднялась на ноги, оглядываясь и топчась на месте. Вьюга расступилась, открывая, будто коридор, уходящую вверх тропу.
—Вперед! — Повторять больше двух раз Кирина никогда не любила. Она схватила нас с Эоной за руки и потащила за собой. Прямо к прорехе.
Где-то там, за нашими спинами, в снежной круговерти, раздавались выкрики:
Мийя, что происходит?!
Потом...
Ветер, подгоняя, хлестнул в спину.
Рен Илиш, я ваша...
Какой хмари, ты...
Да что с ней такое?!
...Навеки!
Мийя, очнись! Контур нарушен!
Девочки, держите стену! Не справляемся!
Рен Илиш!.. Не покидайте меня!
Сестры, налегли!
Мийя, где девки?!
Позже!
Маркиз, куда вы!
Хмарь его поглоти! Уперлись в стену! Ну же!
Рен Илиш!
А ну назад, придурок! Держите его! Бесс! Илса! Помогите!
Рель, я люблю вас!!!
