тем не менее, что-то общее между собой и этими парнями я находил постоянно. Конечно, книги эти были слишком толсты, чтобы я смог прочесть их от корки до корки, но избранные места меня немало позабавили.
Когда я наконец научился сидеть, мне предложили переехать в соседнюю страну, где тоже завелись коммунисты. В той стране, где я получил осколок, делать было уже нечего, нас оттуда выгнали. Честно скажу, что я десять раз подумал, прежде чем дать согласие. Если от Вьетконга я ушел невредимым, от «мувименту популар» заполучил осколок, но выжил, то в следующей стране, по логике событий, меня должны были убить. К тому же у меня появились весьма существенные сомнения относительно эффективности борьбы с коммунистами, поскольку они, словно тараканы по Гарлему, расползались по всему миру. У меня не было никаких сомнений, что и отсюда нас выгонят. Тем не менее, я все-таки поехал.
Оттуда нас действительно выгнали, но весьма корректно и культурно. Здешние белые люди, устав гоняться за партизанами, и партизаны, уставшие гоняться за белыми людьми, договорились провести всеобщие выборы. Все почему-то думали, что выберут здешнего епископа и его партию, но почему-то выбрали бывших партизан. После этого нас тихо рассчитали, впихнули в самолет и отправили в Европу, откуда мы разошлись кто куда.
Прилетев домой, я подсчитал приход и расход, после чего отметил, что рисковал, в общем, не зря. Я уже прикидывал, не обзавестись ли магазинчиком,
но тут мне позвонил один парнишка, которого я знавал еще по самой первой заварушке. Мы встретились в баре и, припомнив прошлое, поразмышляли о будущем. Узнав о том, что я собираюсь заняться делом, приятель усомнился в том, что у меня достаточно стартового капитала. На это я, как помнится, заметил, что не против был бы начать сразу с миллионов, но исхожу из того, что есть. Дружок усмехнулся и заявил, что знает, где можно получить контракт на миллион, но дело, вероятно, уж очень рискованное. То ли я был чересчур хмельной, то ли еще почему-то, но только я расхрабрился и списал у парнишки адресок.
На всякий случай я туда поехал, будучи убежден, что просто узнаю условия, а затем откланяюсь. По адресу оказалось агентство по торговле недвижимостью. Как предупредил парень, там следовало спросить Майка — без всякой фамилии. Милая девушка понимающе кивнула, нежно улыбнулась, а затем нажала кнопку. Явился здоровенный, как шкаф, негр и тоже очень вежливо пригласил меня
следовать за ним. Следовать пришлось в лифт, который увез нас по меньшей мере, на три этажа под землю. Я оказался в комнатушке, подозрительно похожей на камеру пыток, где меня встретили три плечистых молодца, а здоровенный негр, сопровождавший меня, начисто заслонил собой дверь. Парни вежливо обыскали меня, несколько раз сфотографировали и даже сняли отпечатки пальцев с обеих рук. После этого появился Майк. Он предложил мне виски. Подозреваю, что в стакане было какое-то снадобье, развязывающее язык. С разных сторон Майк и трое остальных стали задавать мне разные вопросы. Очевидно, то, что я им наболтал, их устроило, ибо они не стали растворять меня в серной кислоте и спускать в канализацию. Мне налили второй стакан, в котором, надо понимать, было снотворное. После этого стакана я проснулся неизвестно на какие сутки и не в подвале, а на какой-то секретной базе в горах, обросших джунглями.
Путь на Хайди
Когда я проснулся, мне вежливо растолковали, что я принят кандидатом в специальное подразделение особой секретности. Секретность этого подразделения, как мне объяснили, настолько велика, что я не имею права не только задавать какие-либо вопросы относительного того, что мне придется делать в дальнейшем, но и вообще что-либо спрашивать. Никаких гарантий личной безопасности, кроме страховки в миллион долларов, мне не обещали. Сказали только, что, если условия меня не устраивают, я могу отказаться, и тогда меня, опять же в сонном состоянии, вернут туда, куда я пожелаю. При этом вежливо намекнули, что о конторе Майка следует забыть навеки, а если я почему-либо не смогу сделать этого, то мне в этом обязательно помогут.
Последнее, я думаю, означало, что отказываться не следовало.
Я не задавал вопросов. Джентльмены объяснили мне все сами и были весьма предупредительны. Они пояснили, что с того момента, как я скажу «да», моя жизнь перестает мне принадлежать. Если меня после трех недель тестов отбракуют, то опять-таки предстоит усыпление и держание языка за зубами на воле. Однако в том случае, если я буду отобран в подразделение и со мной будет подписан контракт, сумма которого — страшно подумать! — сто тысяч в неделю, я уже не смогу выйти из игры иначе, чем на катафалке. По истечении контракта, то есть через пять лет, я получаю свободу с условием постоянного молчания в течение пятидесяти лет после того, как завершится срок контракта. Это меня вполне устраивало, ибо давало надежду дожить до восьмидесяти.
Три недели я проходил тестирование. Это отнюдь не означало, что я корпел над листами бумаги или шлепал по клавишам компьютера. Кое-что, конечно, я сдавал и письменно, и устно, и на компьютере, и даже на полиграфе «детектора лжи». Однако большую часть времени люди, которые проверяли мои способности, интересовались тем, как я умею убивать и калечить. Во всяком случае, я показал им все, чему научился в Азии и в Африке, и даже почему-то чуть-чуть больше.
Вместе со мной было примерно двадцать человек, которые точно так же маялись с этими играми. Довольно быстро они выбывали из наших рядов. Как они исчезали и куда — неизвестно. Утром, когда мы просыпались, могло кого-то не хватать. Перед занятиями инструктор мог сказать: «А вы, Рыжий, останьтесь в казарме!» После этого Рыжего больше никто не видел. Кстати, следует упомянуть, что никаких имен мы не имели — только клички. Их нам раздали в первый день. Меня звали Капралом — видимо, считали, что это звание ко мне подходит. Инструкторов было три. Все они ходили в вязаных масках и перчатках, с дымчатыми очками-консервами на глазах, и никто из нас ни разу в жизни не видел ни одного участка их тела. Таково было и наше одеяние.
Казарма представляла собой приземистый бетонный бункер без окон, но с кондиционером, водопроводом и канализацией. У каждого в казарме был свой отсек, где имелся необходимый набор удобств, позволяющий оправляться и умываться. Несомненно, там стояла и аппаратура прослушивания, а также скрытые телекамеры. Раздеваться, снимать маску и перчатки разрешалось только здесь. Общаться дозволялось лишь в присутствии инструктора. После выхода на очередные тесты, во время перерывов на завтрак, ланч, обед и ужин инструкторы приводили нас в казарму и запирали каждого в отсеке, где уже стояла еда. Откуда она появлялась и где ее готовили, так и осталось для меня загадкой — ничего похожего на кухню на базе не было, по крайней мере, на поверхности земли, в пределах ограды. Сколько вокруг базы было оград — никто не знал, а задавать вопросы запрещалось. Впрочем, нам ни разу за все время тестов не позволили идти куда-либо без инструкторов. Выйти из отсека без инструктора не мог никто. Дверь запиралась на ночь так же, как и в любой другой момент, когда мы находились там, с помощью электронного замка, код которого знал только инструктор. Где жили инструкторы и откуда они брались, мы не знали.
Через три недели нас осталось трое. Вообще-то говоря, я в этом не уверен, потому что определить точное число было сложно. О том, что вначале нас было двадцать или около того, я догадался по числу дверей отсеков. Однако на одном и том же занятии, редко присутствовало более десяти человек. Время приема пищи для разных групп было разное. Тесты тоже проходили в разных местах и в разное время. Отбой мог быть в три ночи, а мог — ив час дня. Расписание на каждый день знал только инструктор.
Совершенно индивидуальным был и медицинский контроль. Фраза: «Рыжий, останьтесь!» — могла означать и просто вызов к врачу. В дальнем конце нашего бункера-казармы была дверь, за которой имелся диагностический кабинет, оборудованный по самому последнему слову техники. Врач, одетый в противочумный костюм, то есть не менее безликий, чем у нас и инструкторов, самостоятельно брал все анализы, облеплял датчиками, осматривал, но не задавал ни одного вопроса. Никаких сведений о результатах этих тестов мы не имели. Убежден, что очень многие выбыли из игры именно после медицинских тестов.
