Шабашка

– Но-но, – вяло огрызался Жора, поскольку чувствовал себя сейчас несколько странно, – ты русских не трогай! Мы вас в сорок пятом…

Тошно было Малявину, но непонятно отчего – то ли продешевил он, то ли вином отравился. Непонятно.

Малявин медленно спустился в подвал, в столярку, деревянно прошагал к драной табуретке, осел на нее. Ассенизатор Хромов разведенными в разные стороны глазами поглядел мимо него.

– Мар-р-р-ки? – попугаичьи выдавил он из себя.

– Еще по сто! – крикнул Петушков, на четвереньках выбираясь из-под верстака и снова обморочно падая назад. – Портвейн! Три семерки! Незабвенная! С телефоном!

Жора разжал кулак, неспешно расправил перед глазами купюру. Сто долларов.

– Ого, – сказал Хромов, – пьем, пьем. Что фриц?

Малявин осоловело перевел на него взгляд, налил в стакан вино, выпил.

– Фриц, – хрипло произнес Жора, – он и есть фриц. У него портрет Гитлера во всю стену. И форма эсэсовская. Пулемет на кровати. Бритоголовый. Он, гад, приехал к нам диверсии устраивать. С крана и начал.

– Вербовал? – невнятно и деловито спросил Хромов.

– Вербовал, – согласился Жора и еще раз выпил, – но я…

– Дорогая! – заорал Петушков и опять уснул, сунув морду в еловые стружки.

– Хромов, – тихо сказал Малявин, уставившись взглядом в пол, – ты веришь, что я – человек с большой буквы? Чародей?

– Точно, – сразу согласился ассенизатор, – экце хомо. Се – человек. Сто баксов наколдовал. Умница. Пошел на хрен, – и тоже уснул.

Жора сложил руки на коленях, подумал минут десять в этой школьной позе. После с трудом переоделся. Тяжело хватаясь за перила, поднялся на четвертый этаж, сунулся в запертый четыреста пятый.

– Куда, Малявин? – заорала грымза Капустина, выныривая из-за коридорного угла, – претензий нет. Кран в порядке. Молодец.

– Клавка, где немец? – шепотом спросил Жора. – Где он?

Капустина уперлась твердым пальцем в его грудь, толкнула Малявина к лестнице.

– В аэропорт уехал твой немец. Злой был страсть, все тебя поминал. Я и кран проверила, думала, из-за него лается.

– Клавка, нужен он мне, нужен…

– Нажрался, так и ступай в свою конуру, – грымза развернула Малявина лицом к лестнице, подтолкнула коленом:

– Пшел!

И Жора пошел…

Говорят, видели его после в фойе аэропорта, где он дрался с таможенником. И еще говорят, что уехал он странным образом в Германию и теперь вовсе не пьет. Большим человеком стал!

А вот Петушков после белой горячки врал, что видел Малявина связанным в психушке, где он, Петушков, от вермута лечился. Хромову врал. И Капустиной. Но кто же ему поверит? Кто?