— Как это говорят? — подтолкнул его Петропавел.
— Да по-разному говорят. Говорят, например, так: «Парадокс общения в том и состоит, что можно высказаться на языке и тем не менее быть понятым». Это очень смешно, — без тени улыбки закончило Белое Безмозглое, засыпая.
«Вот наказание! — с досадой подумал Петропавел. — Оно засыпает каждую минуту!» Размышляя о том, как бы разбудить Белое Безмозглое на более долгий срок, он заметил некоторую несообразность в ее (или его) облике: казалось, что сеть была просто скатана в какое-то подобие тюка и что при этом в тюке ничего не было. Лицо Белого Безмозглого производило такое же странное впечатление: лица, собственно, не имелось, а все, что имелось в качестве лица, было нарисовано — непонятно только, на чем… Петропавлу сделалось жутковато — и он довольно грубо толкнул Белое Безмозглое. Оно очнулось.
— Я что-то начало объяснять?.. Видите ли, я засыпаю исключительно тогда, когда приходится что- нибудь кому-нибудь объяснять или, наоборот, выслушивать чьи-нибудь объяснения. Мне сразу становится страшно скучно… По-моему, это самое бессмысленное занятие на свете — объяснять. Не говоря уже о том, чтобы выслушивать объяснения.
— А вот я, — заявил Петропавел, — благодарен каждому, кто готов объяснить мне хоть что-то — все равно что.
Белое Безмозглое с сожалением поглядело на него: это было первое из уловимых выражение лица.
— Бедный! — сказало оно. — Наверное, Вы ничего-ничего не знаете, а стремитесь к тому, чтобы знать все. Я встречалось с такими — всегда хотелось надавать им каких-нибудь детских книжек… или по морде. Мокрой сетью. Книжек у меня при себе нет, а вот… Хотите по морде? Правда, сеть уже высохла — так что вряд ли будет убедительно.
— Зачем это — по морде? — решил сначала все-таки спросить Петропавел.
— Самый лучший способ объяснения. Интересно, что потом уже человек все понимает сам. И никогда больше не требует объяснений — ни по какому поводу!.. И не думает, будто словами можно что- нибудь объяснить. У Вас были учителя? — неожиданно спросило Белое Безмозглое.
— Конечно, — смешался Петропавел. — Были и… и есть. Как у всех.
— Да-да… — рассеянно подхватило Белое Безмозглое. — Терпеть не могу учителей. Они всегда прикидываются, будто что-то объясняют, а на самом деле ничегошеньки не объясняют.
— Ну, не скажите! — вступился Петропавел за всех учителей сразу.
— А вот скажу! — воскликнуло Белое Безмозглое. — Я еще и не такое скажу!.. — Даже переживая какую-нибудь эмоцию, оно оставалось почти неподвижным. — Для меня достаточно того, что при объяснении они пользуются словами: одно это гарантирует им полный провал.
— Чем же, по-Вашему, надо пользоваться при объяснении?
Белое Безмозглое не задумываясь ответило:
— Мокрой сетью. Исключительно эффективно. А слова… — Белое Безмозглое подозрительно зевнуло, — все суета и асимметричный дуализм языкового знака.
Определенно надо было предпринимать какие-то действия, чтобы выведать у Белого Безмозглого хотя бы минимальные сведения об этом асимметричном дуализме.
— М-м… — попробовал начать он, — но ведь асимметричный дуализм языкового знака, как Вы его называете… — этим, наверное, еще не исчерпывается наше знание о мире…
— Исчерпывается, — лаконично возразило Белое Безмозглое и уснуло, успев повторить только: — Фердинанд де Соссюр… Тут Петропавел прямо-таки рассвирепел.
— Проснитесь! — заорал он. — Сколько можно спать!
Белое Безмозглое проснулось и сказало:
— Не злитесь. Злоба — не воробей: выпустишь — не поймаешь.
— Тогда немедленно объясните мне про дуализм и про Фердинанда! — отчеканил Петропавел.
Белое Безмозглое вздрогнуло и испуганно залепетало что-то нечленораздельное, но мгновенно впало в такой глубокий сон, что со страху, должно быть, захрапело, как солдат.
— Ну, ладно! — зловеще произнес Петропавел. — Тогда держитесь! — Он ухватился за свободный конец сети и с некоторым трудом перевернул тяжелое Белое Безмозглое вверх ногами. Потом прицепил сеть к толстому суку дуба на окраине поляны. Через непродолжительное время, — видимо, от ощущения неловкости в теле — Белое Безмозглое проснулось и поинтересовалось:
— Что это со мной?
— Вы висите на дереве и сейчас объясните мне то, о чем я Вас просил.
Белое Безмозглое тут же попыталось уснуть, но положение тела обязывало бодрствовать, и, не сумев опочить, оно тихо и безутешно заплакало.
— Объясняйте! — приказал неумолимый Петропавел. -Объясняйте — и я верну Вас на Ваш пень.
— Ну… — принялось ерзать зареванное уже Белое Безмозглое, — это понятие, асимметричный дуализм языкового знака, введено одним лингвистом швейцарским, которого звали Фердинанд де Соссюр… Он рассматривал языковой знак -допустим, слово — как единство означающего и означаемого… то есть формы… внешней оболочки знака… собственно звуков… и смысла… Хватит?
— Мало, — отрезал Петропавел.
— Между формой знака и его смыслом отношения асимметричные! — взревело Белое Безмозглое. — Название никогда не раскрывает сущности предмета, никогда не покрывает смысла!.. — На Белое Безмозглое невыносимо было смотреть: глаза на его сильно набеленном лице постоянно закрывались и открывались, голова то безжизненно повисала, то вновь поднималась кверху. Борьба с подступавшим сном была, по-видимому, крайне мучительной. Петропавел отвернулся и принялся разглядывать куст.
— Подробнее! — офицерским голосом скомандовал он, сам удивляясь своей жестокости.
Заплетающимся языком Белое Безмозглое бормотало уже чуть слышно:
— Что ж тут подробнее… Если название не раскрывает сущности предмета… бессмысленно пытаться объяснять что бы то ни было с помощью названий… Имена условны… Они не воссоздают предметного мира… Они создают свой мир… это мир имен… мир слов… Их придумали, чтобы обмениваться словами, а не предметами… предметы бывают тяжелыми… они не всегда под рукой… ногой… головой… — и Белое Безмозглое прикинулось уснувшим.
— Вы же не спите! — укорил наблюдательный Петропавел и вдруг почувствовал, как откуда-то сверху возник очень направленный ледяной ветер и почти тут же на уровне лица Петропавла завис некто величиной с годовалого младенца, но плотный и старый. В руке его была колотушка, которой он немедленно и со страшной силой ударил Петропавла в лоб. Когда Петропавел пришел в себя и почувствовал ужасную боль, старый младенец отрекомендовался:
— Гном Небесный. Прошу любить и жаловаться.
— Очень голова болит, — охотно пожаловался Петропавел.
— Рад слышать, — ответил Гном Небесный. — Сейчас же отцепите Белое Безмозглое от дерева. Феодал!
Петропавел, у которого все плыло перед глазами, беспрекословно повиновался. Все это время Гном Небесный висел на небольшой высоте очень строгий.
— Твое имя? — спросил он по окончании процедуры. Белое Безмозглое отползало. Петропавел не смог вспомнить своего имени точно: — Меня зовут… не то Петр, не то Павел…
— Ясно. И чего ж это ты бесчинствуешь? Тут все-таки ЧАСТНАЯ ПОЛЯНА, — между прочим, гордость нашей ЧАЩИ ВСЕГО.
— Я только хотел, чтобы оно договорило то, что начало, -попытался оправдаться Петропавел. Гном Небесный нахмурился:
— Зачем тебе это?
— Кто сказал 'А', пусть скажет 'Б', — объяснился Петропавел коротко, по причине головной боли.
После некоторого размышления Гном Небесный заметил:
— Тут у нас так никто не делает. — Помолчав, он добавил: — И слава богу.
— Но почему? — от боли глаза у Петропавла вылезли на лоб.
