— Господа, вы так мило здесь спорите, а время идет, моя жена исстрадалась. Извините, я вынужден послать за Буяльским…
Илья Васильевич осмотрел больную, вышел к коллегам.
— Кто из нас оказался прав? — спросили его.
— Поздравляю вас, господа: на этот раз вы оказались правы оба. У женщины две беды — и перелом ключицы, и вывих…
Однажды гусара Новосильцева в манеже выбросила из седла пугливая лошадь. Новосильцев ударился плечом о барьер манежа, предплечевая кость хрустнула. Но, падая, он машинально выставил вперед сломанную руку, которой и встретил удар об землю. При этом обломок кости прорвал мышцы, кожа лопнула — и кость вышла наружу, поверх сюртука… Срочно был вызван Арендт, приехавший с набором инструментов для неизбежной ампутации. Вскоре же явился и Буяльский.
— Не спешите с пилой, — сказал он. — Зачем же из красивого юноши делать калеку? Правая рука…, она ему еще пригодится!
Арендт разогревал над пламенем страшную пилу — Вам бы только всегда спорить со мной! Новосильцев не выдержал и при виде пилы заплакал:
— Неужели мне предстоит сейчас все это вынести?.. Возле его постели собрались почти все главные хирурги столицы. Гусар исстрадался, но лишь на седьмой день консилиум принял решение, согласившись с мнением Арендта, — ампутировать.
— А я протестую, — стоял на своем Буяльский… Арендт демонстративно собрал, свои инструменты:
— Слышите, господа? В таком случае я ухожу… Историк пишет: «Петербургские врачи-немцы и горячие почитатели Арендта, с негодованием разносившие по городу вести об упрямстве Буяльского, обрадовались новому случаю очернить его и без удержу терзали его хирургическую репутацию». Буяльский остался один возле больного, вокруг него сидели сородичи гусара.
— Ладно! Вашего гусара я беру на свои руки… Вечером Илья Васильевич говорил Марье Петровне:
— Ах, Маша, Маша! Кому легче — мне или Арендту, не ведаю… Оба мы с ним на высоте известности. Но Арендт, опираясь на большинство консилиума, ничем не рискует. А я, если Новосильцева не спасу, рискую всем, что добыто мною за полвека трудов…
Прошла неделя, началась вторая. Через двенадцать дней он получил записку, присланную с дворником, и Марья Петровна услышала, как ее муж плачет. Она вбежала к нему:
— Ильюша, значит, Новосильцев умер? Он протянул жене записку:
— Прочти, что мне пишет сам Новосильцев… Гусар, среди слов благодарности, сообщал Илье Васильевичу, что пишет ему как раз той рукой, которую ему хотели ампутировать.
— Хирургу следует быть очень мягким с больным и очень твердым в своем мнении, — сказал Буяльский жене и вытер слезы.
Мария Петровна заплакала тоже: только сейчас, словно глянув на мужа со стороны, она увидела, что перед нею — старик!
Он родился в июле 1789 года, а 24 июля 1864 года исполнялось 50 лет его службы медицине.
Настала пора оглянуться назад и посмотреть, что сделано! Сделано немало… Буяльский не только оперировал, но и сам изобретал операции: он автор резекции верхней челюсти, которую и ввел в русскую практику; первым в России он применил эфир и хлороформ как наркотические средства, чтобы облегчить людские страдания; усовершенствовал многие хирургические инструменты и собрал большую коллекцию устаревших; он основал «скульптурную» анатомию, применив замораживание для обработки анатомического материала; всемирную славу принесло Буяльскому издание двух анатомических атласов, где ему пригодилась врожденная любовь к рисованию…
— Юбилей так юбилей, ладно, выдержу и это испытание!
Узнав, что друзья собирают деньги на обед в его честь, Илья Васильевич даже вспылил:
— Да мы ж не немцы, чтобы вскладчину обедать! Приходите ко мне домой, и что бог пошлет, то и будет…
20 сентября дом старого хирурга заполнили гости, и только сейчас он понял, сколько у него учеников, сколько поклонников, сколько людей спас он от смерти и увечий. Ему поднесли золотую медаль, на одной стороне которой был оттиснут его профиль, а на другой, увитая лаврами, помещалась надпись: «…Илье Васильевичу Буяльскому в воспоминание пятидесятилетия на поприще службы и науки». Старик не выдержал и прослезился…
Через два года, 8 декабря 1866 года, Буяльский скончался и был погребен подле жены на Охтинском кладбище в Петербурге.
