от рыбины остались только чешуя да кости, и этот натюрморт оживляли разве что мелкие сапрофиты.
В нас всех, кто не прошел специального перепрограммирования, гнездится архетип неприятия длинных-безногих-безруких тел, и, похоже, не без основания. В Данилова была загружена специальная психопрограмма на этот счет, поэтому отвращения он не почувствовал, просто его обуяла жуть, выраженная в усиленном распаде глюкозы.
Челюстные пластинки миноги выдвинулись вперед, а боковые зубы изменили угол атаки. Это было бы даже любопытно, если б она атаковала кого-то другого. Но ее пасть не присосалась к куртке Данилова. Он тут же почувствовал боль — зубы еще не вошли в его кожу, но уже защемили ее.
Вот теперь срочно требовалась квалифицированная помощь.
Слишком срочно, поэтому уже не требовалась.
Эх, почему он не трахнул Эльвиру? Подумаешь, усы почудились. Удачи от такого воздержания не прибавилось, да и непросто найти бабу, любительницу экзотики, которая погладив свежие рытвины на его щеках, не смоется куда подальше.
«ИМЕЮЩИЙ ЛЕГАЛЬНУЮ КАПСУЛУ ФРАЯ И НЕ ИМЕЮЩИЙ СУДИМОСТИ ПО СТАТЬЕ 21876-98 <прим. саморазрушение путем вмешательства в работу микрочипа Фрая> — НЕ ПОГИБНЕТ ВОВЕК»,— напомнила совесть. Капсула Фрая, чип бессмертия, неизбежно уцелеет, пусть миноги с червями и сожрут самого особиста. Не судимый да не умрет.
Можно уже пожелать самому себе успехов в следующей жизни.
Чип Фрая сейчас заканчивает накопление его персональной информации и фиксирует финальную конфигурацию личного кибердвойника-джина. В момент смерти тела чип Фрая заархивирует системный журнал джина, а также «проглотит» психоматрицу, которая есть не что иное, как оцифрованная душа. Чип Фрая уцелеет при любых форс-мажорных обстоятельствах. Психоматрица будет сохранена во всей ее полноте, со всеми познающими и сознающими векторами. В клонированном теле воскреснет и будет жить именно он, прежний Данилов. Психоматрица и персональная информация сформируют в новом мозгу все то, что определяло личность прежнего Данилова. Личность образцового гольдманиста. С помощью резервной копии, хранящейся на первом гипере, будет воссоздан его верный кибердвойник.
«ТЫ БУДЕШЬ ЖИТЬ ВЕЧНО,— с пафосом произнесла совесть,— ЕСЛИ ОСТАНЕШЬСЯ ПРЕДАН ДЕЛУ ВЕЛИКОГО КИБЕРОБЪЕДИНЕНИЯ.»
Все правильно, даже если эта чертова «кишка» и проглотит его чип Фрая, тот все равно будет обнаружен по сигналу вечного нейтринного маяка.
Данилов хотел было уже затихнуть, но что-то все-таки толкнуло его на дальнейшую драку — может азарт. Ему удалось прижать агрессивную «кишку» к острому краю ближайшего бака. Она заерзала и ослабила хватку. Данилов, высвободив правую руку, полоснул миногу термоножом вдоль и поперек. Из нее вышла дымка зеленоватой крови и она сдохла, куда менее мучительно, чем все ее жертвы.
Данилов выбрался из тупика и первым делом стал восстанавливать дыхание. Под водой это непросто — в легкие как будто забит рулон туалетной бумаги и полное ощущение того, что вот-вот задохнешься.
Затем надо было по новой определить, где находятся черпаки, выгребающие рыбу…
Массивный грязепоглотитель бросил странную тень, узкую и длинную. И эта чертова тень устремилась к нему. Да какая там тень. Еще одна минога. Супер-суперминога.
Судя по сопоставлению размеров, предыдущая гадина была всего лишь мальком…
Данилов плыл стилем «лягушка» через лес металлических конструкций, отчаянно удирая от монстра, который свидетельствовал о вопиющей антисанитарии на рыбной фабрике. С западной стороны аквариума как раз открылись огромные окна из диамантоидного стекла и море света затопило водный мир.
Данилов почти ничего не видел в этом сиянии и само собой не обращал внимания на информационные паутинки. Он промахнулся мимо черпаков, ударился головой о какую-то балку, водоворот втянул его в тоннель и оставил в полусферической емкости, заполненной икринками размером с футбольный мяч.
Внутри одной из них он увидел… корону. Золотая рыбка!
Красноватое сияние икринок размягчало Данилова, руки и ноги не желали больше напрягаться, он засыпал. Джин бормотал про странные выбросы нейроингибитора-бунгаротоксина, ну да отстал бы он. Мама, где ты мама?..
Золотая рыбка исполнила сокровенное желание — дала ему, инкубаторскому, маму. Впрочем сквозь сладкий сон прорывались обрывки какого-то кошмара. Зеленое тело, длинное и жирное, круглая пасть с четырьмя рядами зубов, девять глаз-буравчиков…
Потом вдруг стало очень больно, боль разрывала его грудь, сочилась щелочью по жилам. Джин что-то кричал ему, компот из разных картинок, долетая до зрительных центров мозга, превращался в какой-то цветной водоворот, до которого Данилову уже не было никакого дела. Свет съежился в точку и потух. Последнее, что он слышал, было: асфиксия, кислород — 10 % от нормы…
Когда он очнулся, то сперва почувствовал небрежные стыки металлических конструкций у себя под спиной. И то, что чешутся жаберные пластины у него за ухом — так с ними всегда при пересыхании, иной раз просто пытка. А затем увидел телескопическую клешню, которая нацеливала зонд на его нос. Ну и первым делом оттолкнул ее, хотя рука едва слушалась и скорее напоминала вареную сосиску…
— Иди ты тогда в баню.— голос поступил извне.
Данилов посовещался с джином, который сообщил, что кровоснабжение тканей в норме и серьезных органических нарушений нет, нанодоктора сейчас штопают микроразрывы в легких и стимулируют некоторые померкнувшие участки мозга.
Утопленник сел, прокашлявшись, оценил лужу, которая с него натекла, затем глянул на говорившего про «баню». Вернее, говорившую.
Тетка в оранжевом комбинезоне. Оранжевый — любимый цвет работяг. Наверное, она вкалывает здесь, на рыбозаводе.
И помещение было совершенно производственного вида, с приличной силой тяжести. Неподалеку колупалась с аппаратурой еще одна баба с влажными волосами и в таком же рабочем комбезе. У обоих физиономии красные, черты резкие — будто в два приема их выстругали. У той, что ближе, были слишком грубые ладони, которые скорее подошли бы механику с какого-нибудь допотопного атомолета, у другой чересчур широкие плечи. И никаких попыток прикрыться мимиком.
«Эх, бабоньки, как же вас угораздило оказаться столь непохожими на Эльвиру, Юкико и Зухру.»
Эльвира, Юкико, Зухра. Суперконфетки.
Ну кем еще могут быть клоны третьего или четвертого поколения от каких-нибудь любимых артисток и манекенщиц времен великого Гольдманна вроде Шарон Стоун, Клаудиа Шиффер и Наоми Кэмпбелл. Кочует микрочип Фрая, эта «волшебная лампа Алладина» для джина, для персональной информации и психоматрицы, из одного тела в другое. И каждое последующее тело подвергается все большей генетической коррекции и верификации. Заодно и психопрограммированию. Во имя достижения все большего совершенства. Вот какие смелые у солариток язычки, спокойно толкуют на темы вроде альтернативной истории.
А эти краснорожие бабоньки, если и клоны, то в самом первом поколении, без всякой евгеники и верификации, никто не занимался их красотой — для трудов праведных и так сойдет. И если что-то развито в них, то не красота и генетическое совершенство, а выносливость и сопротивляемость космическим ветрам.
С одной стороны Юкико, Эльвира, Зухра и другие соларитки, с другой — фабричные тетки, разница налицо.
Значит, Главное Управление Жизненных Процессов все-таки занимается не всеобщим улучшением человеческого рода, а кастовой евгеникой и селекцией, хотя и втолковывает, что одинаково заботится о геноме каждого человека.
Еще Данилову пришло на ум, что когда-то он уже думал об этом, но потом почему-то забыл.
— Эй, любезный, ты чего задумался? Здесь тебе не Академия Наук. — сказала рукастая тетка.— Скажи нам «спасибо», утри нос и тикай.
