детей. Я не люблю такие игрушки.
– Я тоже не люблю, хотя это не игрушки, а природные инструменты, которые до поры лежат себе, жрать не просят, в каких-то там подпространствах, – волна уже подходила, и Летягин слегка встряхнул Екатерину Марковну. – Я постараюсь запечатлеться сейчас совершенно определенным образом. И вызывайте сразу милицию – препятствовать не буду. Ведь я недвусмысленно собираюсь пить вашу кровь.
Женщина открыла глаза, она видела теперь все, и была в полном сознании.
'Мы пропали. Тюрьма по нам плачет, – зарыдали монстры, – проклятая истеричка Летягин'.
– Нет, не вызову, – твердо заявила она, – теперь я согласна с вами. Правосудие, действительно, просто машина. Пейте мою кровь, – Екатерина Марковна расстегнула верхнюю пуговку и откинула голову назад, – и делайте это всегда, когда вам требуется. Стану я заслуженный донор республики.
– Я вам нравлюсь, – прохрипел непослушным ртом Летягин. – Не обращайте внимания. Это действие зова.
– Нравитесь? Да скорее понравится испорченный мусоропровод, чем вы, – она рассмеялась. – Давайте же, если вы не трус!
'Желание дамы – закон, Георгий Тимофеевич', – галантно заметил Резон.
'Елки, первый раз такое', – растрогался Красноглаз.
Комната пошла щелями, в нее проник сумеречный свет воронки, Летягину стало труднее держаться на ногах, Красноглаз вис на нем, тянул его к поверхности.
'Прости меня, Катя, – мысленно сказал Георгий, – но я изнемог.'
И вдруг она откликнулась, включилась на той же частоте, слова пришли к нему в грудь через ее руки:
'Кажется, я вижу, вижу твоими глазами. Мы можем держаться. Не потеряй меня сейчас.'
И она не стала красным кустом, а он не стал зверем. Они были непоколебимы, а Красноглаза и Резона, двух тварей, унесло вниз словно снежной лавиной. И вдвоем они видели загон – цепь вампиров, между которыми незрячими овоидами катались люди. Попавшие в окружение не могли найти прорех в этой цепи, и опускались все ниже и ниже, пока не исчезали в чавкающей горловине. А потом воронка задрожала и рассыпалась, Летягин снова воссоединил взглядом комнату Екатерины Марковны, руки ее были по- прежнему на его груди. Он ощутил какое-то напряжение ссади и резко обернулся. Крадучись, к ним подходил Трофим, с выдвинутой вперед челюстью. Однако, лицо вампира мгновенно приняло дружелюбное выражение.
– Ай, а я хотел поиграть в 'угадайка'. Ну, извините, извините, я не знал, что у вас тут прорыв на любовном фронте. Он испытывал к ней, она к нему, того глубокого чувства...
Екатерина Марковна смутилась и отошла к окну.
– Дружочек Жора, пошли. Уже поздно. Когда ухаживают, так поздно не сидят.
И Трофим, плавно помахав рукой, вывел Летягина на лестничную площадку.
– Ты что же, не собираешься ее пить? – спросил он.
– Нет, – сплюнул ему на ботинок Летягин.
– Хочется отдохнуть, понимаю. Тогда это сделаю я. Трофим Терентьевич всегда крайний.
– Какое тебе дело? – с угрозой произнес Летягин, – возвращайся к своему хозяину и скажи, пусть меня карает, но ее оставит в покое.
– Какие мы благородные, – дурашливо залепетал Трофим, – прямо просимся на картину Дейнеки – юноша защищает девушку от наезда самосвала, – потом басисто добавил. – Она для нас ключевая фигура, поэтому хотя бы не мешай... Или пример Потыкина до тебя еще не дошел?
– Значит, с ним вы поработали, – Летягин вдруг почувствовал, что у него есть сила, и даже немного уверенности. Он сжал кулаком горсть мелочи из кармана и ударил Трофима по физиономии, туда, где должен был появиться хоботок.
Трофим упал. Потом поднялся на четвереньки, пробуя языком состояние челюсти.
– Ой, выбил, паскуда, – Трофим выплюнул зуб. – Ну, я тебя за это потопчу всласть.
– Что же, никак драться будете? А еще говорили, что большой ученый, доктор зверских наук, – Летягин по-деревенски шмыгнул носом. – Только учтите, зов на меня не подействует.
– Царапаться буду и кусаться без всякого зова, по-лесному, – Трофим выдал порцию наработанного гиенского смеха. – Сейчас только макияж наведу.
– Я же, можно сказать, ваш ученик, – бодрясь, сыронизировал Летягин.
– Ты плохой ученик, двоечник. А двоечников я ем.
Летягин почувствовал, как рядом прошла мощная волна. Трофим заерзал, потом его стало крутить, и он прижался к перилам. Лоб поехал назад, а нижняя часть лица вперед, озаряясь охотничьим блеском кинжало-зубов. Пиджак лопнул, как воздушный шарик, и за головой вырос здоровый бугор. Башмаки треснули, и из них показались когти, предав Трофиму немного нищенский вид. Пятки и основания ладоней оторвались от пола и стали вытягиваться, а уши, наоборот, исчезли. Летягин смотрел не столько на проявление рептильного начала в наружности Трофима, сколько на бегущие по стенам трещины, осыпающиеся ржавчиной перила, падающие, как осенние листья, куски штукатурки и краски.
Энергия уходила из дома в обретение Трофимом нового тела, словно он вытащил какую-то затычку. Вихрь забирал из окружающего вещества свет, погружая его в мертвую черноту и втягивался в вампира.
Летягин услышал совершенно незнакомый голос: 'Выйди взглядом из воронки. Выше, поднимись выше'. Летягину казалось, что он бежит, преодолевая наклон поверхности, что он карабкается, цепляясь ногтями и зубами за малейшую выемку. Ему очень хотелось узнать, а что же там, за верхним горизонтом воронки. И, наконец, он увидел огромное небо в фиолетовых сполохах. Хотя стены стали совершенно отвесными, он уже летел и скоро вырвался наружу. В одно мгновение воронка стала оспинкой на поверхности текущей тверди, а он уже мчался ввысь сквозь вереницу образов, каждый из которых немного отличался от другого. Складываясь вместе, они напоминали причудливый изогнутый тоннель, а может, и лестницу в небо.
В этом тоннеле было то, что могло стать костями, сочленениями, мускулами, артериями, кожей, знаниями. Каждая точка будущего вещества разрасталась, притягивая или отталкивая другую по законам возможных устойчивостей в непрерывном общении. И вдруг остановка, тоннель исчез, полет прекратился.
Он сделал несколько шагов своими четырьмя лапами и повел рубленой мордой по сторонам. Ощутил новое тело и новую силу. Ему понравилось. Внутрь проник не касающийся его разговор.
'Откуда взялся этот саблезубый ящер с картинки из детской книжки? Шеф, у вас там что-то расфокусировалось.'
– Трофим, ты не прав. Гражданин Летягин, к твоему сожалению, сам возбуждает волну. Скажи спасибо, что он не стал тиранозавром.
– Сергей Петрович, а мне-то что делать?
– Выплюнь жало и тикай. Или пади в неравном бою. Слепим памятник из фарша, который он из тебя накрутит. Будем поклоняться, цветы носить...
Саблезубый Летягин заметил, что какая-то мелкая рептилия с плоским телом упала на передние лапы и собирается подпрыгнуть, чтобы цапнуть за горло. Он шлепнул гадину по низколобому черепу. Та взвизгнула и стала аккуратно отползать.
Воронка больше, чем когда-либо, напоминала язву. Горловина давила вечным забвением. Но страх остался за пределами преобразованного Летягина.
'Спущусь. Засыплю. Поставлю ограды. Только чтобы не падали в яму люди и дома', – принял он постановление.
'И Катеньку, колдобину, не забудь прихватить с собой, – мигом отозвался ядовитый голос Трофима. – Будет вместо предупреждающего столба... Ой, когда пойдеть-то? Котомочку надобно собрать с провизией, да сразу не давать. А то здеся и схарчит. Разве на такую харю напасесси?.. Говорил ему, дружи с головой. Воронка затянет ведь, как щенка, разве что обделаться успеет'.
Голос погас, как огонек догоревшей бумажки. Осталась только воронка и туман, лениво текущий вдоль ее стенок и вниз. Туман гладил и царапал шкуру, колол или щекотал морду саблезубого Летягина, и
