тому казалось, что это отработанные жизни, гонимые силами засасывания, тянутся к своему концу, еще сохраняя мысли и чувства – как свежий покойник остатки телесного тепла.
Идти было трудно, когти стачивались о наждак поверхности. Приходилось выбирать не прямой путь, двигаться кругами. Общественного времени он не ощущал – израсходовался, может, час, а может, и неделя. Не исключено, что в первичном пространстве Летягин не сдвинулся с места или просто спустился в подвал дома номер тридцать по Малой Албанской. Оглянулся он только раз – когда надо. Его догонял Сергей Петрович. У того было червеобразное тело, которым он пользовался с замечательным умением. Именно от этого умения, а не от неожиданного внешнего вида, даже привыкшего ко многому Летягина несколько замутило. Однако, он не мог не оценить преимуществ движения по наклонной, которые имел извивающийся Сергей Петрович.
– Не удивляйтесь, дорогой мой Летягин, тому, что я сейчас заявлю, – непринужденно вступил в разговор червь. – Как пишут в прессе, меня никак не заподозришь в особых симпатиях к воронке и поощряемому ей вампиризму. Но я был милосерден и не мог бросить в несчастье Трофима и его товарищей. Я был одинок и не мог скакать в лобовую атаку. Моим делом стало преодоление вампиризма через сам вампиризм. Ведь это явление могло расширить кругозор, в какой-то степени развить простых грубых людей – и отмереть со временем. Даже когда вы, Летягин, появились на моем горизонте – я не сразу поверил, что вы мой коллега и друг...
– И решил сделать из меня калеку и труп. Как из Васи...
В ответ Сергей Петрович сумел передать волнение и скорбь.
– Потыкин – трагический урок нам всем. Василия так горячо и искренне хотели сделать членом круга, что в пылу нетерпения решили немного поломать его упрямство. Обнять, так сказать, покрепче. Дескать, одна-две обработки, и он, как миленький, придет к нам. Но сердечко оказалось послабее воли. Василий стал нечаянной жертвой нашей борьбы за его счастье. Движение вперед жестко и даже жестоко порой. Таковы условия воронки.
– А что она такое, на самом деле? – поинтересовался Летягин.
– Это открывшийся в пространстве путь к осознанию новых измерений нашего существа. Мы постигаем его, он пересоздает нас. Вот и вся диалектика. Правда, кое-кому новые возможности оказываются не по плечу – но только не вам, Летягин. Они вам в пору. Как бы то ни было, я считаю вампиризм минимальным злом и, как правило, необходимым этапом. Ведь, что бы там не мололи демагоги, закон един – хочешь давать, значит, надо вначале взять. Мы брали у людей, животных, растений, зданий. Возможно, вы, Летягин, нашли другие источники. Но в любом случае подняли вас в поход все-таки мы. И пускай вы и подобные вам поведут человека дальше, а мы останемся бродить в пустыне – никто из нас, я думаю, не обидится. Первый шаг – он и есть первый.
– А вы уверены, что я должен учиться перевоплощениям в разных чудищ, да еще и учить каких-то там подобных, – сказал вечно сомневающийся Летягин, – куда такие морды кроме ВДНХ и зоопарка сгодятся?
– Энергия – это жизнь, свободный доступ к энергии – это вечная жизнь. Пространство и время встают на нашем пути, давят смертью, но осознавая новые измерения, мы оказываемся по ту сторону преграды. Клоп становится моськой, моська превращается в слона, и это естественно. Мы ведь не предлагаем клопу сразу стать слоном, а советуем начать с моськи.
Сергей Петрович говорил вдохновенно, и Летягину очень захотелось довериться. Может быть, перед ним сейчас находился в самом жутком обличии Учитель. Ведь настоящий Учитель перед слабым открывает одну дверь, перед сильным другую. Пусть слабые занимаются мелким вампиризмом, но они будут готовы к вживлению в те измерения, которые откроют перед ними сильные. И тогда не пиявками, не зверями предстанут и сильные, и слабые, а существами играющей формы, разбросанной в пространстве души, всепроникающего духа. Станет понятен внутренний язык каждой личности, ее сокровенное, причем без применения кулаков, выбивания и выпивания. Войдя в камни, деревья и тварей, люди постигнут их, не потребляя, не присваивая. Не надо будет уже отнимать друг у друга кровь, мысли, чувства, образы – ведь вокруг заплещется океан энергии... Из памяти всплыло: 'Аки ангелы станем'.
А червячок Сергей Петрович-то ничего оказался. Эк надоумил. Пока что он Учитель, а следующим будет сам Летягин. Как приятно парить в волнах эфира...
И тут что-то сокрушило его с небес на землю. Как-будто двинуло сапогом.
Летягин быстро сфокусировал взгляд и увидел над собой большое черное отверстие, которое далее прояснилось в часть Сергея Петровича и напомнило глотку. Учитель, к своей чести, особенно не смутился, только прокашлялся и принял по-червячьи непринужденную позу.
– Ой, чего-то я замечтался, – Летягин тоже не подал виду, – все, правда, пустое, но есть одна здравая мысль. Вы, Сергей Петрович, можете больше меня. Так найдите точку опоры и поверните наш мир, чтобы и сильные, и слабые одновременно осознали оптимальный морфовариант. – Летягин поймал себя на подражании в умничаньи, но не остановился. – Это будет только ваш поход. Воронка, по вашему мнению, это главный путь, я же вижу – это ось мира. Значит, в некой точке на оси сходятся все силовые линии. Вам ли, с вашей мудростью уподобляться деревенскому вампиру, который от скуки не может обойтись без стакана кровушки на ночь с добавлением фермента несвертываемости. В этой точке вы выпьете весь натур-валорис Земли, а там и до Луны, и до Марса доберетесь. Вы возьмете его, чтобы отдать нам, людям, в виде волны преображения. Все заторы, все преграды будут сметены этим мощным импульсом. И мы вместе, разом, поя вам хвалу, заселим новую сушу, новое море и новый воздух своими новыми телами.
Сергей Петрович подрагивал в матово-черном сиянии бездны. Он был в полном оцепенении. Летягина снова шлепнуло 'сапогом', и даже послышалось: 'Давай же. Бей!'.
'Я не умею'.
'Умеешь. Ты ведь для этого создан, Георгий. Создан, чтобы поразить червя'.
Летягин пробежал вниманием по телу и понял, что ни одна его клетка не противится этому приказу. Наоборот, все стремились к исполнению, словно он был изначально зашит в них. Летягин понял, что шел к яме всю жизнь, сиротствовал, боялся, не стал до конца ни человеком, ни вампиром. А теперь должен весь запас сбереженных сил вложить в удар и освободить свою сущность. Но, в любом случае, действовать как вампиры он не хотел. Взял и согнал оцепенение с Сергея Петровича, хотя тут же прыгнул на него режущим зверским прыжком. Учитель Вампиров очухался в момент и, не тратя лишних слов, отклонился в нужную сторону, сразу показав свое умение и опыт. Свои знания о природе вещей он тут же использовал, чтобы приобрести самый боевой вид.
Летягин это увидел так. Червеобразный Сергей Петрович скатался в клубок, потом немного растекся и стал похож на тарелку. Из нее потянулись длинные полужесткие конечности, в основании каждой замерцал фасеточный глаз. С двух краев тарелки еще защелкали полуруки-получелюсти, а снизу заболтался клюв-хобот.
– Если не за это давать Нобелевку, тогда за что же?! – приветствовал свою творческую удачу Учитель Вампиров и пояснил. – Я теоретически прорабатывал такую содержательную форму жизни несколько лет, но только сейчас смог воплотить ее в плоть. Наверное, я в ударе. Шесть универсальных конечностей, круговой обзор, эффективное внешнее пищеварение. Представьте себе, я стимулирую преобразование донора на 90% его массы в вещества, удобные для быстрого сбора и расщепления. Практически полная утилизация. Еще я способен запускать субстраты своих клеток в питательную среду донора для прорастания, иногда и усвоения донорского генного материала – так будут появляться мои детки или же новые органы на замену старым изношенным. Кстати, польщен вашим благородством и обещаю впрыснуть в вас особенно медленно действующий растворитель, а в процессе вашего самопереваривания развлекать вас интересными историями. Вдобавок клянусь использовать ваш генофонд для выращивания новых видов кровососущих насекомых. Culex letiagins – это звучит гордо. А теперь, защищайтесь, сэр!
Гигантский 'паук' танцевал над Летягиным, орошая его из хобота потоками разъедающей шкуру жидкости и собираясь в удобный момент пригвоздить к поверхности воронки. Едва ящер Георгий увиливал от пикирующего сверху клюва, как его атаковали загребущие руки-челюсти с наклонившейся стороны 'тарелки'. Летягин опрокидывался на спину, лапами отпихивал секущие воздух пилы и обратным кувырком переходил в приемлемую позицию. Становилось все труднее и напряженнее. Георгия сдавил смертный страх, но тихий голос внятно шепнул ему:
