любопытством глядящие на мир, улыбающийся рот, большие красные щеки. 'От нечего делать он следит за всеми, – решил Летягин, – надо ненавязчиво выудить из него сведения, компрометирующие истцов, или просто узнать что-нибудь полезное. А старичку, главное, что? Внимание'.
Георгий порылся в серванте, где хранился след от пребывания Потыкина на земле – заначенная им у Летягина для пущей сохранности бутылка виски. Сунув ее под пиджак, новоиспеченный интриган приблизился к двери Головастика, но не успел позвонить, как из динамика над звонком послышался ободряющий голос:
– Заходите, товарищ Летягин. Дверь открыта.
Такая осведомленность Головастика в доме, где никто ни с кем даже не здоровался, делала честь предположениям. Приободрившись, молодой человек толкнул дверь и тут же стал прикидывать, какие телодвижения у него лишние. В обычном недоразвитом коридорчике стояла и пялилась на него очень здоровая, можно даже сказать, зажравшаяся собака. Летягин решил, что она тянет не столько на собаку, сколько на помесь гиены и волка. Пытливый взгляд замечал еще в странном гибриде что-то от свиньи и даже от крысы.
– Как там тебя, Шарик, Тубо. Джек, аппорт.
Но гибрид стоял незыблемо, с вниманием во взоре, молча, чуть склонив голову набок. По счастью, из глубины квартиры раздался тот же голос, что и из динамика.
– Трофим, веди себя полюбезнее. Быстренько проводи ко мне гостя.
Домашнее животное повернулось и сплюнуло. Нет, Летягину, конечно, показалось. На самом деле пес Трофим просто фыркнул. Затем он действительно повел гостя за собой, наблюдая за ним одним красным глазом. Шел Трофим неграциозно, переваливаясь и шаркая когтями, как пенсионер тапками. До борзой ему было далеко. Судя по всему, он это знал и не старался.
– Всякое бывает, – сказал вместо приветствия хозяин квартиры. Он располагался в высоком кресле у окна, и его аккуратно подстриженная круглая голова действительно напоминала глобус на подставке. Головастик показал взглядом на кресло:
– Вам – туда... А ты, Трофим, не стой здесь зря. Иди на кухню и делай свое дело.
Трофим шмыгнул носом и ушел, напоследок отразив в глазах лень и хитрость старого лакея. А Летягин плюхнулся в кресло. Очень мягкое кресло. Даже колен оказались на уровне подбородка. Сразу напала дремота, хотя надо было так много выяснить.
– Я тут вроде фараона в пирамиде, ни с места, – сказал Головастик.
– У консервированных фараонов румянец поменьше, – постарался утешить Летягин приболевшего старичка.
– Пирамида – это прекрасно, – вздохнул Головастик, – надо быть, наверное, очень убедительным, чтобы тебе согласились ее построить.
– Да, с пирамидами проблема, да и вообще с жилым и заупокойным фондом, – Летягин решил прекратить беспредметный разговор. – У меня в квартире плохо. Все течет, все изменяется в худшую сторону, как говаривали классики философии. А тут еще соседи, клеветники и насильники, подали на меня иск.
– Но что-нибудь хорошее у вас есть? – не без ехидства спросил Головастик.
– А как же? Всем хорошим у себя, от шузов до плаща, я обязан загранрейсам, – признался Летягин, – даже Нинка вышла за меня, имея ввиду мое барахлишко.
Как раз появился Трофим, он катил тележку с угощениями, положа на нее передние лапы и перебирая задними.
Спохватившись, Летягин налил в две рюмки. Но вместо Головастика выпил Трофим. Взял рюмку зубами и опрокинул в глотку, как алкоголик циркового типа. Глаза его посветлели, словно ветер раздул тлеющие угольки. Он одобрительно, почти мягко оскалился.
– Собачонка у вас ничего дрессирована, – сделал комплимент Летягин, – получше будет официанта из ресторана 'Кавказ'.
– Называй его не собачонкой, а Трофимом. Меня же Сергей Петровичем, – твердо заявил бывший Головастик и сразу же глянул 'в корень'. – Итак, жизнь ваша беспросветна. Ощущение загнанности, скованности, тоски на фоне непрекращающейся вялости умственных и физических сил. 'И рад бежать, да некуда, ужасно...'
– Откуда вы знаете? – Летягин был рад, что его верно поняли.
– Оттуда. Но столь ли пессимистичен прогноз? Подспудно вы ищите новый принцип существования. Вы чувствуете, что он должен быть. Ведь это неестественно, что карлики топчут поверженного гиганта, а он корчится от боли.
– Здорово сказано, – у Летягина увлажнился левый глаз.
– Но гигант может подняться и сбросить с себя всю шантрапу.
– Конечно, может, – Летягин поддел вилкой патиссон, – так их.
– Природа колоссально расточительна и избыточна на первый взгляд. Например, мы, ее венец, используем не больше одной десятой нервных клеток и генетического материала. Вы, наверное, слышали такую теорему: 'избыточность рождает надежность' или хотя бы аксиому 'все есть во всем'. Она поможет вам решить уравнение со многими неизвестными.
'Неужели философ попался? Прямо несчастный случай, – с тревогой подумал Летягин. – Время теряю, да и бутылки 'Джонни Уокера' на дороге все-таки не валяются'.
– Что-то слыхал, – отозвался гость, – только звучит немного иначе: 'У некоторых есть все'.
– И у вас есть все! – наконец проявил эмоции Сергей Петрович, даже Трофим подключился, зарычав.
– Где? – с горькой, как ему показалось, усмешкой вопросил Летягин.
– Оглянитесь, слепец. Соседи, участковые, сослуживцы, начальство, судьи – те, перед кем вы испытываете страх и недоверие – они могут быть в вашей руке.
– Очень приятно вас послушать, – Летягин запил речь Сергея Петровича и снова ощутил приступ дремоты, – но они сильнее меня. Они меня побьют, в переносном, конечно, смысле.
– Пока у них энергии больше, чем у вас, побьют, и в прямом, и в переносном смысле. Причем будут бить вашими же знаниями, вашими мыслями и чувствами. Так что в первую очередь надо отнять у них энергию.
– Цель поставлена четко? Четко, – с подчеркнутой обидой в голосе произнес Летягин, – не хуже, чем с высокой трибуны. В таких случаях спрашивать 'а как?' не принято, не дурак же, – и он чокнулся жестом экскаватора с освоившемся за столом Трофимом.
– Мы поможем вам открыть в себе новый принцип существования, – убедительно сказал Сергей Петрович. – Если вы, конечно, не против.
– Я, конечно, за, – поспешил согласиться Летягин, – только мне с Дубиловыми сперва разобраться надо. Узнать, где у них слабое место.
– Там же, где и у остальных. И это вы тоже поймете.
– Но тогда, точно 'за', – и Летягин снова чокнулся с Трофимом, икнув от обилия чувств. – Молодец, что не лаешь. Ценю.
– Вот и чудно. Главное, ваше согласие, – с не укрывшимся от Летягина облегчением сказал Сергей Петрович.
– Что ж я, душу продал, а? – мрачно пошутил гость.
– Ну-у, не ожидал, – мягко пожурил Сергей Петрович, – мы же материалисты.
– А что за новый принцип? – вдруг спохватился Летягин. – Уж не воровать ли? Сажать-то по старому принципу будут.
– Нет, воровством это никак не назовешь, – успокоил Сергей Петрович, – скорее, получением своей доли.
– У нас и раньше ничего не было, хотя мамка говорила, что деда раскулачили, пока он сам ходил у соседа шмонать. Вернулся и пшик – даже горшок забрали... Но если вы какой-нибудь должок ввернете, то я не откажусь.
– Вернем, и очень скоро, – с несомненной убежденностью сказал Сергей Петрович, а вы, юноша, кстати, читали Геродота?
