коммунистов Ленинградской партийной организации. Тысячи беспартийных. Все, кому дорога советская власть. Все, кто не в армии. Все, кто может держать в руках лопату. Под руководством военных товарищей, в том числе, видимо, и под вашим руководством, товарищ Звягинцев, они построят эти укрепления…
Звягинцев слушал молча. В самом деле, почему он в своих расчетах исходил из одного источника – армии, воинских частей, почему он исключил все население, народ? Забыл?
– Я знаю, у вас есть еще вопрос, – снова заговорил Жданов. – Вы, вероятно, хотели бы спросить: а зачем тогда я вызвал вас? О принятом обкомом решении достаточно сообщить командованию… Так?
Звягинцев по-прежнему молчал, думая о своем и о том, что отвечает себе теперь как бы словами Жданова.
– Нет, недостаточно, – продолжал Жданов. – Не только высшие командиры, но и все остальные, все, до красноармейца включительно, должны знать, что в этой войне армия и народ будут сражаться рядом. Вы сказали мне о масштабах работ на рубеже. А я хочу, чтобы вы прониклись мыслью о масштабах войны. В своих расчетах вы принимали во внимание лишь армию. Измените их. Примите в расчет все силы и средства народного хозяйства. Все, именно все…
– Да, товарищ член Военного совета, – автоматически ответил Звягинцев, мысли которого словно вернулись в штаб, в маленькую комнатку с зарешеченным окном. Его уже захватили иные соображения, он хотел бы немедленно начать считать, сколько населения и транспорта потребуется в первый, второй, третий день, как вдруг снова услышал голос Жданова:
– Но, товарищ Звягинцев, я вызвал вас не только для того, чтобы сказать сегодня то, что вы будете все равно знать завтра.
Он подошел к нему почти вплотную и спросил:
– Вы располагаете сведениями о количестве мин и взрывчатых веществ, имеющихся на ваших складах?
Этот совсем новый вопрос застал Звягинцева, который полагал, что разговор уже закончен, врасплох. Он ответил, что взрывчатки и мин в распоряжении инженерного управления относительно немного, в особенности если принять во внимание и потребность того плана, о котором только что шла речь.
– Так, – согласно кивнул Жданов. – А если нам придется еще создать базы и для партизанских отрядов в лесах и болотах между Гдовом и Лугой?.. Правда, кое-что мы уже предприняли… – добавил он как бы про себя.
– Партизанские отряды? – ошеломленно повторил Звягинцев.
– Почему вас удивляет слово «партизаны», если стало ясным, что воевать придется не только армии, но и народу? Скажите, вы могли бы указать на карте, где, по вашему мнению, следовало бы такие базы создать? Исходя из начертания рубежей обороны? – Голос Жданова прозвучал сухо и строго.
Звягинцев склонился к карте и после недолгого размышления поставил на ней два кружка.
Жданов внимательно посмотрел на них, потом взял из стаканчика красный карандаш и обвел им эти кружки.
– Так. Допустим, что здесь, – сказал он как бы про себя. – Я попрошу вас – доложите об этом лично вашему начальнику. Лично, – подчеркнул он. – Передайте, пусть обратится за недостающей взрывчаткой во Взрывпром. Гражданские работы нам, пока не кончим войну, придется прекратить, – добавил он, делая жест, как бы отрубающий что-то.
– Слушаю, – уже четко, по-строевому сказал Звягинцев. – Ваше указание будет немедленно передано лично начальнику инженерного управления. Мне все ясно, товарищ член Военного совета…
– Нет, товарищ Звягинцев, нет, – покачал головой Жданов, – вам ясна лишь первая часть задачи. Здесь есть и вторая. Вам придется и руководить закладкой этих баз. Мы полагаем, что во время строительства укреплений это можно будет сделать с соблюдением большей скрытности. А командование нам порекомендовало майора Звягинцева как человека, на которого можно положиться. Вы, кажется, рветесь на фронт. Это верно?
– Но… но, товарищ Жданов, – воскликнул Звягинцев, – я просил направить меня в действующую часть и получил отказ!
– Так вот это и будет, возможно, ваш фронт, товарищ Звягинцев, – сказал Жданов и поочередно указал карандашом на красные кружки. – Возможно, очень важный фронт.
Наступило молчание.
– Разрешите идти? – спросил Звягинцев.
– Да, конечно, – совсем по-граждански ответил Жданов. – Впрочем, одну минуту…
Он подошел ближе и сказал:
– А ведь я вас помню, товарищ Звягинцев, очень хорошо помню. И речь вашу запомнил тогда, в Кремле… Вот она и наступила – война. Не на жизнь, а на смерть…
…Было раннее утро, когда Звягинцев вышел из Смольного.
На площади среди других машин стояла и его серо-зеленая «эмка». Шофер увидел Звягинцева издалека и, высунувшись из открытой двери, крикнул:
– Сюда, товарищ майор!
Гигантский город стоял тихий и суровый. На белесом небе ползали почти уже неразличимые лучи прожекторов.
– …А отбоя так еще и не давали, – снова весело заговорил водитель, – только я из машины не уходил. Этак ног не хватит при каждой тревоге в подвалы сигать! Другие шоферы попрятались, а я им говорю: так, значит, и будете с инвалидами и детьми грудными от Гитлера прятаться? А они мне – приказ! А я им: приказ, он не на трусов рассчитан!..
Он помолчал немного и, видя, что погруженный в раздумье Звягинцев никак не реагирует на его слова, сказал:
– Товарищ майор! А насчет десанта не выяснили? Тут некоторые из шоферов черт знает какие байки плетут! Всю Прибалтику, говорят, уже немец захватил… А я думаю, ладно, сороки, вот мой майор вернется, он мне все как есть скажет… Ну, как товарищ майор, был наш десант под Берлином?
И он на мгновение повернул к Звягинцеву свое молодое веснушчатое лицо. И тогда Звягинцев положил руку на его колено и сказал громко и зло:
– Не было десанта, боец! Не было. Но будет! Это не только я тебе говорю, это мне в Смольном сказали! Будут наши в Берлине! Понял? Будут!.. А теперь в штаб.
