платок, свекровь трижды костяшками пальцев постучала снизу стола. Со стороны – приличная, интеллигентная семья.
Правда, когда Женька затоптался в коридоре, Нина излишне торопливо вложила ему в руки шапку и зазвенела ключами.
– Дорогой ведь платок, – сказала она, когда он уже переступил порог, – мне даже неудобно…
– Дорогой! – подтвердил Женька. – Но тем приятней дарить.
«Это в нем всегда было, – подумала Нина, закрывая дверь. – Дарить дорогое… Он не жмот… А вот Дашка завела тетрадь расходов. Считает трамвайные копейки. Чья ты, моя дочь?»
Алена родила сына 1 мая. Нина и Куня с ног сбились в поисках подарков. Пришли в роддом с раздутыми сумками, написали длинное письмо, спросили, как сына звать-величать.
Алена ответила большими каракулями: «Иван, международный сын».
Нина тут же позвонила Дашке:
– Забираем Алену. У нее Ванечка.
– Ишь ты! – засмеялась Дашка. – А ты тут при чем? Дождись своих! Ладно, поздравь и от нас…
Чтоб все было по-людски, взяли с собой Евгения.
Упакованного Ванечку вручили Евгению, но Куня вырвала этот маленький кулек из его рук и прижала к груди, как родного внука.
Алена, Нина и Куня с Ванечкой на руках сели сзади. Женька впереди.
– С внуком можно поздравить? – спросил шофер.
– Ага! – засмеялся Евгений и подмигнул Нине.
Сладострастно вдыхала весенний воздух Алена. Чужая? Своя? Насвистывал модную мелодию седеющий мужчина. Муж? Отец? Куня нежно прижимала ребенка, и было ясно – не отдаст. Никому и никогда.
Они переехали бульвар, по которому бежала группа физкультурников.
– Эй, бабушка! – закричала Алена и хотела открыть окно, но Куня посмотрела на нее так, что Алена тут же осеклась: – Не буду, не буду.
– Бабушка бегает по другому маршруту, – сказал Евгений. – В синих костюмах они все похожи…
– В двадцать первый век бегут старухи. Хотят поспеть, – засмеялся шофер.
Нина глубоко вздохнула: этого она уже может не увидеть, двадцать первый век. Видимо, и Евгений подумал о том же, потому что он перестал свистеть и посмотрел на Нину как-то растерянно и виновато. А вот Куня сердито сжала губы, она явно хотела справиться с этим приближающимся веком, до которого можно не дожить, а дожить надо…
Алена пялилась в окно, не озабоченная, не повязанная ни временем, ни мыслями о нем.
Ванечка не сердился, не пялился, не терялся, не виноватился, не ждал, не боялся… Он благостно спал и набирался сил, чтоб все начать и все пройти, а может, и что-то понять в этом бестолковом, безалаберном, не выбираемом человеком мире.
