вы, владыка, решили, — ответила инокиня, смиренно потупив голову.
Все с недоумением смотрели то на инокиню, то на владыку.
— Да, — сказал владыка, — а вы, матушка, правы... Когда мне этот домик показали, я про женский монастырь подумал, а уж как вас увидел, то решил, что здесь непременно будет женская обитель. Ну, что же, матушка Анна, это не вы должны у меня проситься остаться в монастыре, а я буду просить вас стать для сестер обители духовной наставницей. На неделе сюда прибудет игуменья с монахинями, и я их предупрежу о вас.
Анна преклонилась перед архиереем до земли.
— Благодарю вас, владыка, значит, сбылись предсказания схимонахини Антонии.
— Кто такая? — полюбопытствовал архиерей.
— В этом домике, при монастыре, жила, — указала Анна на свою хибарку, — мне тогда восемнадцать лет было, и матушка Антония была моей духовной руководительницей. А как монастырь закрыли, она мне предсказала, что я доживу до времени открытия святой обители, если буду в ее келейке молиться за всех сестер. А потом, когда обитель откроется, я передам синодик новым сестрам, чтоб поминали. И вот тогда Господь призовет меня в свои обители. Вот после войны, чтобы исполнить матушки Антонии благословение, я этот домик выкупила. А помог мне один добрый человек. Царство ему Небесное.
Эпилог
Бывшая студентка филологического факультета Екатерина Капустина собрала свои вещички в сумку и в последний раз оглядела большую комнату с несколькими двухъярусными солдатскими кроватями. В углу на табуретке стоял тазик с отбитой эмалью, а над ним — рукомойник. С потолка свисали оборванные шнуры электропроводки. Стены с ободранными обоями. Словом, все говорило о неустроенности помещения и неудобстве его для жизни. Монастырь только начал восстанавливаться, и кругом такая же неустроенность. Но разве только в этом дело? Нет, больше она сюда не вернется, хватит, поиздевались над ней, теперь она свободна. Катя еще не решила, куда пойдет, но главное — подальше от монастыря.
А как она сюда стремилась, как мечтала о благодатной жизни с сестрами по духу и вере! Как это все красиво в книгах и как некрасиво в действительности! Что работа тяжелая — еще полбеды, но эти постоянные придирки монахини Наталии... И куда мать игуменья смотрит, коли у нее монахиня Наталия сущий деспот в рясе. А если у Кати обостренное чувство справедливости, разве это плохо? Но именно это и ставится ей в главную вину. Нет смирения. А перед кем смиряться? Если тебя и за человека не считают. Нет, всё.
Катя подхватила сумку, перекинула лямку через плечо и решительно вышла из монастырского корпуса. Решила пройти лесом к платформе на электричку. Навстречу ей из леса шла инокиня Анна с вязанкой хвороста. «И чего это она за хворостом ходит, — подумала Катя, — ведь у нее дров полно. Может, на старости лет умом тронулась? А тут ее все за прозорливую считают». Катя решила просто поздороваться и пройти мимо. Но инокиня сняла с себя вязанку, посмотрела на девушку и рассмеялась. «Господи, да она и впрямь ненормальная», — решила Катя.
— Катенька, деточка, я знаю, тяжело тебе, — неожиданно сказала старушка, и Катя, пораженная этими словами, вдруг зарыдала в голос.
Она сидела на земле и горько всхлипывала. А старушка гладила ее по волосам и приговаривала:
— Ну, вот и хорошо. Поплачешь, погорюешь, а Господь-то милостив, Он твои слезки в радость превратит. Только так. Только многими скорбями нам надлежит войти в Царство Небесное. А как же по-другому, по-другому не получится.
Катя окончательно успокоилась и вопросительно посмотрела на инокиню.
— Ну, вот и хорошо, — обрадовалась старушка, — теперь бери мою вязаночку и неси, я утомилась. Меня ведь скоро Господь призовет, еще немного — и в путь.
— А почему вы засмеялись? — робко спросила девушка, беря вязанку с хворостом.
— Это я над собой рассмеялась. Молодая, глупая была. Все-то мне казалось, недопонимают меня. Недооценивают. А я такая хорошая, и этого никто не видит. Вот что, идем ко мне, я тебе все расскажу, вместе посмеемся.
Уже за полночь Катя заснула в келье инокини Анны. А старая инокиня поправила фитилек лампады, раскрыла Псалтирь и начала читать. Катя спала под мерное молитвословие и улыбалась — она видела хорошие, добрые сны. А инокиня Анна шептала молитвы об упокоении. Перед ее мысленным взором проходили родители и сестренка Оля, старенькая няня Анисия и отец Владимир Каноников, игуменья Варвара и строгая монахиня Корнилия, прапорщик Константин Тураньев и генерал-майор Коновалов Степан Афанасьевич, эсерка Самойлова и главврач госпиталя Смышлянский. А рядом с ней на молитве всегда стояла Акулина. Как-то, еще до войны, ей приснилась Акулина в
