берёг лицо и нервы…
— …Теперь куда?
— Давай, сворачивай на Минеральную, там до конца и налево. Аккурат в пустырь упрешься.
— Понял, делаю.
— Мужики там как, не отстали?
— Все нормально, висят на хвосте… Сюда что ли?
— Во-во. И до упора…
Через пару минут вишневая «копейка» остановилась посреди огромного пустыря, расположенного на территории одной из городских промзон. Метрах в пятидесяти от нее притормозила служебная «девятка» с непримиримыми борцами с организованной преступностью внутри.
— Так, Андрюха, теперь дуй к нашим. Скоренько обеспечьте подобие оцепления. Дабы сюда бомжара какой или собачник случайно не забрел. А мы тут пока с Дмитрием Леонидовичем пообщаемся.
Кутепов подорвался исполнять приказание, а Толян с явным облегчением убрал с коленей коробку и положил ее на водительское сидение. Пошарив в бардачке, он выудил из него замасленную тряпку и вытер свои, вспотевшие от напряжения, ладони.
«Распятый» Танкист молчал и лишь бросал косые нервные взгляды на левое запястье с «Лонжином».
— Хорошие часы, — похвалил оперативник. — Почем брал?
— Пошел ты!..
— Понял. В таком случае лирику опускаем, переходим к суровой прозе. Сейчас я задам тебе несколько вопросом, а ты мне на них ответишь: честно, обстоятельно и под диктофон.
— Да пошел ты!.. — повторил Танкист и снова скосился на часы.
— На самом деле, по закону жанра, сейчас ты должен был задать мне вопрос: «А что будет, если я не отвечу?», — спокойно напомнил Толян.
— И что же будет? — оскалился Танкист.
— Я пойду к своим покурить, а тебя оставлю здесь. И через… э-э… девять минут и ты, и машина рассыпетесь на атомы. Впрочем, если ты веришь в загробную жизнь, возможны и иные варианты. Но все они, на мой взгляд, довольно паршивые.
— Ты — мент. Ты этого не сделаешь. Просто испугаешься ответственности.
— Во-первых, я не просто мент, а мент отмороженный. А во-вторых, какая тут может быть ответственность? Взяли мы тебя случайно, официально пока не оформляли. С гаишником всяко договоримся, а других свидетелей нет. Опознают тебя по генетическому материалу, да и спишут дело по- тихому, в архив. Велика беда — еще одной мразью на земле меньше стало?… Итак, твой выбор?
— Спрашивай, — проскрежетал зубами Танкист.
И Толян немедленно включил диктофон…
— …А как ты без документов умудрился сдёрнуть из Франции?
— Ксиву липовую выправил.
— Каким макаром?
— Перельман подсуетился. Это адвокат местный, у него в Париже своя контора. Называется…
— Я знаю кто такой Перельман. Он тебе что, за одни только красивые глаза взялся помочь?
— Просто мы там с одним негром накосорезили немного. В общем, в интересах Перельмана было, чтобы я убрался куда подальше.
— Понятно. Дальше?
— Его люди перевезли меня в закрытом фургоне в Германию. Оттуда, по паспорту французского подданого, самолетом улетел в Киев. А уже из Хохляндии к себе, в Тольятти.
— У родителей остановился?
— Охренел? Я ж в розыске! Так, знакомые ребята приютили.
— Что за ребята?
— Из «рузляевских» 33.
— Ясно. Потом?
— Позвонил в Питер, Швербергу. Попросил денег — я ж вообще без копья вернулся! А он мне — мол, заказ не исполнен, гуляй лесом.
— Логично.
— Короче, та еще тварь! Но через пару дней сам перезвонил. Дескать, есть возможность одним махом убрать обоих. Оплата, соответственно, тоже двойная. Я согласился. Жрать-то ведь надо что-то.
— А какой резон Швербургу их теперь ликвидировать? С парижским наследством все равно обломилось?
— А я откуда знаю? Но, по ходу, чувствую, зуб у него нехилый на эту парочку имеется. Особенно на мужика, который Габузов.
— Когда объявился в Питере?
— Сегодня, утренним рейсом. В «Пулково» меня встретил человек Шверберга.
— Имя?
— Он не представлялся. Отвез меня на улицу Типанова. Там «копейка» эта стояла, а коробка с бомбой была уже внутри. Мне велели ехать на Невский, к Армянской церкви и ждать поблизости до тех пор, пока не подъедет свадебный кортеж. Ну, а дальше — по обстановке. Я поначалу хотел просто коробку где- нибудь в церкви зашхерить, но потом подумал — не, не стоит, грех это.
— Я сейчас расплачусь от умиления!
— А когда все понесли подарки в лимузин складывать, тут я и… Короче, выставил таймер на полтора часа вперед. Так, чтоб с запасом, — здесь Танкист бросил взгляд на свой «Лонжин» и вскинулся, — Всё, начальник, снимай браслеты. Две минуты осталось!
— Извини, брателло, не могу, — равнодушно сказал Толян, выключая и убирая диктофон в карман.
— ЧТО?
— Рука не поднимается. Сам себе не прощу, если такую сволочь как ты, оставлю по этой земле ползать, небо коптить.
— Сними браслеты, СУ-У-КА!!!
— Оскорбления пропускаю мимо ушей: брань на вороту не виснет. Ну, а тебе — добро пожаловать в Ад! — с этими словами оперативник вышел из машины и громко хлопнул дверцей…
Докурив сигарету, Толян вернулся к машине, заглянул в салон со словами «Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера!» и в следующую секунду искренне пожалел о сказанном. Поскольку шутка получилась слишком жестокой и в данной ситуации абсолютно неуместной. Танкист смотрел на опера совершенно безумным взглядом, по щекам градом текли слезы, но при этом он истерично хохотал, кривя рот в жуткой улыбке. Кисти рук Танкиста были вывернуты чуть ли не на сто восемьдесят градусов, а на джинсах расплылось грязное пятно, распространяющее по салону далеко не озоновый запах.
— Извини, брателло, — чуть смущенно сказал Толян. — Просто хотелось, чтобы ты, хоть на минуту, примерил на себя то, что ты готовил для других.
— С-с-с-сука, — заикаясь и захлебываясь слюной заголосил Танкист. — Т-т-ты, т-ты отключил мех- хханизм, д-д-да?
— Нет. Я это сделаю только сейчас, — Толян открыл коробку (в этот момент Танкист рефлекторно дернулся) и щелкнул тумблером: продолжавшие свой бег зеленые циферки мгновенно затухли.
