вывертов. Я бы просто „заказал“ ублюдка, и никакая охрана его бы не спасла, а тут ведь целое дело… Господи, ну хоть ты скажи, за что мне это наказание — любить сумасшедшую!»
— Я люблю тебя, Данка.
— Я тоже люблю тебя. — Она кладет ладонь на руку Виталия. — Но мы пока не будем это обсуждать. И запомни: что бы ни случилось — не вмешивайся, ни в коем случае. И постарайся не попадаться на глаза радушному хозяину, он может тебя узнать.
— Но…
— Все, Виталька, закончили прения. Не мешай мне, ладно?
Он паркует машину и открывает перед ней дверцу. Он любуется ею, как любуются и многочисленные охранники. Наверное, сама королева не была бы более величественной, нежели Дана в эту минуту. Она опирается о руку Виталия, и они поднимаются по широким мраморным ступеням. Этот дом принадлежит их врагу. И все в нем — ворованное. Но им нет сейчас до этого никакого дела. Они не затем сюда пришли, чтобы судить. Они пришли, чтобы привести в исполнение приговор.
— Похоже, веселье в самом разгаре. — Дана легким движением отправляет шубку в руки подоспевшего слуги. — Идем, дорогой, полюбуемся на этот праздник жизни.
Они входят в ярко освещенный зал. На возвышении устроился оркестр, звучит блюз. Снуют официанты, и Дана берет с подноса бокал шампанского. Глядя на публику, собравшуюся здесь, нипочем не скажешь, что этот праздник происходит в стране, где дети и старики роются в помойках, где больные умирают, потому что нечем оплатить лечение, где вообще люди больше умирают, чем рождаются. Но собравшихся в этом зале подобные мелочи совершенно не волнуют. Здесь мелькают те же лица, что и на экранах телевизоров. Только яростные оппоненты и непримиримые противники сейчас не спешат продолжать свои баталии, а пьют и смеются, беседуют вполне мирно и непринужденно. Правильно, здесь не надо притворяться. Ворон ворону глаз не выклюет.
— Я так понимаю, вся их вражда и антагонизм — актерство чистой воды. — Виталий озадаченно оглядывается вокруг. — Просто договорились между собой: тому такую роль, тому — другую, чтобы подостоверней было. А народ ведется. Они, стало быть, для вида побьют друг другу морды, обольют грязью, а потом оттягиваются. И рады небось, что развели лохов! Мы так в детстве играли: это красные, это — белые, или наши — и немцы, помнишь?
— Вот лохам и поделом! — Дана раздраженно сжимает пальцы Виталия. — Слушают этих уродов, ведутся, выбирают их — пусть не жалуются.
— А что делать?
— Я тебе покажу, что с ними надо делать. Вот прямо сегодня и покажу. Идем танцевать.
Волны музыки подхватили их, и Дана видит горячие глаза Витальки, такие близкие и родные.
«Какие у него глаза! Боже, ну о чем я думаю? Нет. Нам снова по семнадцать лет, и сейчас он поцелует меня».
— Я люблю тебя, Данка. — Виталий шепчет ей это горячо и самозабвенно.
— Я знаю. — Она смотрит в другой конец зала. Там стоит человек, ради которого она проделала столь долгий и трудный путь.
— Знаешь? Ничего ты не знаешь! Что я почувствовал, когда мне сказали, что ты выходишь замуж? А потом, когда Цыба рассказывал, как ты счастлива? Нет, это хорошо, что ты была счастлива, но я…
— Виталик, не сейчас. Потом.
— Когда? У нас с тобой всегда — потом. Я постарался забыть тебя, и мне это удалось. — Виталий запнулся. — Ну, почти удалось. А потом снова выныриваешь ты — растрепанная, не похожая на себя и спятившая от горя. И я бросаю все, разгоняю всех своих девочек и нянчусь с тобой, вне себя от счастья. А ты даже не посчитала нужным поделиться со мной своими планами, Цыбу позвала…
— Это было правильное решение.
— Душа у тебя кошачья, Данка. Ты сама по себе. Только котят своих и любишь.
— Ничего-то ты не понял. Любовь разная бывает.
— И что теперь?
— Именно теперь — отпусти меня и обязательно дождись. Вот он, наш красавец.
— Данка!..
— Ничего, Виталька, все будет хорошо.
Дана идет сквозь толпу, идет туда, где стоит человек, которого она сегодня убьет.
«Давай, Данка, улыбайся, ты же можешь! Ну, шаг, еще шаг — ты должна, слышишь? И у тебя все получится».
Она смотрит в упор на человека, стоящего у высокого венецианского окна, и их глаза встречаются. Дана видит, как вскинулись брови на красивом породистом лице ее врага.
«Похоже, проняло его. — Дана берет бокал шампанского, краем глаза наблюдая за Градским. — Сейчас начнет клеиться. Без Витальки мне было бы спокойнее».
Она идет к столикам с закуской. Вон те пирожные могут успокоить ей нервы. Она кладет на тарелочку аппетитную воздушную массу, украшенную свежими ягодами.
— Эти пирожные прилетели прямиком из Франции, — кто-то берет ее за локоть, Дана знает — кто. — А вы — лакомка?
— Ужасная лакомка. — Дана поворачивается и встречается взглядом с Градским. — И очень люблю праздники, развлечения. У вас отличное мероприятие получилось. И мне очень нравится ваш дом. Вы мне его покажете, господин Градский? Или мое желание слишком смелое?
— Нет, не слишком. — Градский зачарованно смотрит на необыкновенную гостью. — Я покажу вам дом, если хотите — прямо сейчас.
«Да, парень, у тебя проблема. Не дотерпел и до конца приема. К психиатру обращаться не пробовал? Впрочем, что это я! Конечно, пробовал, но советам его не внял. За это и поплатишься».
— Прямо сейчас? А ваши гости?
— Они ничего не заметят. Я хочу показать вам нечто особенное и прекрасное.
— Надеюсь, это не коллекция змей.
— Коллекция змей? Откуда такая мысль?!
— Ну, знаете, сейчас все любят экзотику и коллекционируют разную жуткую гадость. У меня есть знакомый, который зачем-то собирает пауков.
— Вы правы, это гадость, я бы никогда не посмел предложить вашему вниманию подобные экспонаты. Нет, я покажу вам нечто прекрасное, сравнимое только с вами.
— Господин Градский, вы меня заинтриговали. — Дана смеется. — И если я не увижу, что это такое, то к утру скончаюсь от любопытства.
— Это была бы невосполнимая потеря. Мир без вас потерял бы свою прелесть. Вы можете звать меня по имени. А вы?..
— Я буду звать вас Серж. А меня зовут Анна. Только не называйте уменьшительным именем, не люблю.
— Как скажете.
Сергей Иванович совершенно растерялся. Ему и в голову не пришло поинтересоваться у гостьи, с кем она пришла сюда — какая разница? Охрана пропустила, значит, все в порядке.
«Жаль, без Константина мне будет трудно, заменить его некем», — мелькнула у него мысль.
— Вы знаете, я никогда не встречал столь обворожительной женщины.
Он смотрит на нее, фиксируя взглядом холодную красоту лица, утонченную линию плеч и аристократические пальчики. Он в полном смысле потерял голову, возможно, впервые в жизни его так поразила женщина. У него было множество любовниц. Некоторых он помнил, о некоторых забывал, утолив свою страсть. Теперь он не помнит их.
— Знаете, Анна, странно, что мы никогда не встречались раньше. Мы могли бы не встретиться вообще. Это было бы просто ужасно.
— Вы так думаете?
Он ведет ее. Так ходят дети — взявшись за руки. Краем сознания Градский отмечает, что высокого смуглого парня он уже видел, и совсем недавно, что как раз этот парень совсем не должен здесь быть, но он боится хоть на секунду отпустить ладонь удивительной красавицы. Впервые в жизни он боится потерять
