Боярин поморщился, но ничего не сказал.
— Ты вот что, — Юрий приблизился к нему и стал говорить тихо, — подойди к ней и незаметно шепни, пусть выйдет на крыльцо. Я подожду ее там. Но чтоб никто не слышал, хорошо?
— Все равно узнают.
— Ну, это потом. А пока сделай, как я сказал.
Пошатываясь, Юрий вышел из горницы. Было ветрено, по небу мчались тонкие серые облака, сквозь них проглядывала мутная луна. Между построек затаилась непроглядная темень, самое подходящее место для влюбленных. Он прислонился к крылечному столбу, стал ждать.
Наверху резко открылась дверь, вместе со светом наружу вырвался гул многих голосов, смешанный с музыкой свирелей, бубен и дудок, кто-то, спотыкаясь и бормоча себе под нос, прошел мимо и скрылся между домами.
Наконец вышла та, которую он ждал. Она встала возле двери, не решаясь спуститься по лестнице, видимо, выглядывала его. Тогда он вышел на лунный свет, тихонько позвал:
— Не пугайся. Я один.
Она неторопливо сошла, остановилась возле него. Он увидел, как у нее лукаво сощурились глаза, а на лице мелькнула улыбка.
— С чего ты взял, князь, что я боюсь? Я в своем селении, меня есть кому защитить.
— И кто же они, твои защитники?
— Папа с мамой да братья.
— Ты вместе с ними живешь?
— Нет, живу отдельно.
— Скучно поди одной?
— Да уж какое веселье… А ты чего, решил поразвлечь меня?
— Приглянулась ты мне, захотелось встретиться, поговорить.
— Говори.
— На виду стоим. Может, отойдем в сторонку?
— И то правда. Отойдем.
Они встали в тень какого-то дома. Он попытался привлечь ее к себе, но она легко вывернулась, погрозила ему пальчиком:
— Шалунишка ты, князь! Любишь рукам волю давать. Привык, как видно, с доступными женщинами дело иметь.
— Коли обидел, прости.
— Обидел, князь.
— Тогда я пойду… Пир еще не закончился.
— Так сразу? И до дома не проводишь?
— Боюсь предложить. Опять обижу.
— Да мало ли что мы скажем…
Дома с пристроенными сарайчикам, хлевами и амбарами располагались без какого-либо намеченного порядка, где как придется. Расстояние между постройками было самое малое, лишь бы запряженной лошади проехать. Юрий несколько раз споткнулся о выбитые колесами жерди, она его поддержала под руку:
— Осторожнее, князь. Упадешь, нос разобьешь.
— Смеешься?
— А почему бы и нет?
— Негоже над своим князем смеяться.
— Я не смеюсь. Я подшучиваю. Неужто шуток не принимаешь?
— Когда как, — честно признался он.
Юрий чувствовал, что она постепенно брала власть над ним, подчиняла своей воле, это ему нравилось, и он решил пустить все на самотек, пусть решает она.
Они остановились возле большого дома, в его слюдяных окнах отсвечивался тусклый лунный свет.
— Вот здесь я и живу, — сказала она, прислонясь к бревенчатой стене, и он заметил, как сквозь платье выперлись полные груди. У него перехватило дыхание.
— А ребятишки поди спят? — спросил он глухим голосом.
— Они у бабушки с дедушкой. Меня отпустили погулять, не часто такое развлечение случается.
Он помолчал, спросил:
— Может, впустишь, водички попить? В горле пересохло.
— Я вынесу.
Она принесла ему глиняную кружку кваса, прохладного, ядреного. Он выпил, вытер рукавом губы, сказал:
— Вкусный. Спасибо.
— На здоровье, князь.
— Как хоть звать-то?
— Агриппиной кличут.
— А меня Юрием.
— Да уж знаем! — В ее голосе послышался откровенный смех, и он понял, что сморозил глупость. — До свидания, князь.
Наутро у него с утра начало ныть сердце. Мысли невольно возвращались к Агриппине. Дружинники собирались в дорогу, он тоже стал вяло собирать вещи. Потом вдруг остановился, вызвал к себе Ивана, своего ближайшего сподвижника.
— Ты вот чего, — сказал он, пряча глаза… — Чего-то мне боярин Степан не нравится. Скрытный какой-то он, себе на уме. Одним словом, решил я проверить у него по ходу дела уплату дани.
— Да у боярина вроде все в порядке…
— Доверяй, но проверяй! — наставительно проговорил Юрий, а на душе у него стало так прескверно, что он махнул рукой и стал выпроваживать Ивана, чтобы прекратить этот неприятный разговор. — Иди, скажи всем и за проверку возьмись. Потом доложишь.
А сам завалился на кровать и, заложив руки за голову, стал упорно глядеть в сучковатый потолок.
Через некоторое время в горницу ворвался разъяренный Степан.
— Князь! — едва сдерживаясь, с порога начал он. — Чем я тебе досадил? За что такой позор? Разве не знаешь, что мы, бояре Кучки, всегда исправно рассчитывались с казной?
— Знаю, знаю, — поморщился Юрий. — Ну просто мои люди кое-что проверят, поглядят. Мало ли что!
— Обидел ты меня, князь! До глубины души обидел! — в сердцах выкрикнул Кучка и выскочил из горницы.
Вечером Юрий пошел к Агриппине. Просторную избу освещала лучина, две кровати — одна детская, другая — двуспальная, на резных ножках стол, хорошей работы стулья, а на стене висел красочный ковер. Зажиточно жил конюший, царство ему небесное.
— Можно, хозяюшка? — спросил он с порога.
Она занималась какой-то работой возле печи, тотчас обернулась, щеки ее порозовели.
— Добро пожаловать, князь. Всегда рады твоему приходу.
Он присел за стол. Она тотчас наносила разнообразную еду, а потом поставила кувшин вина.
— Пей и ешь, князь, на здоровье. Угощаю от чистого сердца.
— Спасибо, Агриппина.
Неуловимым движением он вынул приготовленный золотой браслет и ловко надел ей на руку.
— Носи. Он так идет к твоей красоте.
Она зарделась, не в силах отвести взгляда от изящно сделанной вещицы.
— Благодарствую, князь. Только зачем это?
— В память о нашей встрече. Выпьешь со мной?
— А почему бы не выпить с хорошим человеком?
