пациентке больше всего.
— Но что это было?
— Элементарное переутомление. Я же говорил, что ей противопоказаны серьезные физические нагрузки в ближайшее время — а сегодня сперва суд, потом этот праздник, да еще и вы ее потащили гулять среди ночи! В общем, пусть спит — это для нее сейчас первейшее лекарство. Я тоже пойду спать, господин граф, и вам желаю того же.
— Арна! Арна, проснись же!
Она рывком села на постели, в первый момент не осознавая даже, кто она и где она.
— Талеанис? — Полуэльф стоял у ее кровати, одетый в дорожный костюм. Танаа провела ладонью по лицу, пытаясь понять, что произошло. Вечер упорно не хотел всплывать в памяти — вернее, не вечер, а уже ночь. Кажется, Эстис позвал ее гулять, а потом, у ручья, они о чем-то говорили… она вздрогнула, вспомнив. Он звал ее замуж. А потом…
Нестерпимая боль в горле и позвоночнике, и яркие вспышки, неожиданное падение в бездну… считывание, но с кого?
— Арна, наконец-то! — Мантикора нервно выдохнул. — Я уже пять минут пытаюсь тебя разбудить.
— Талеанис, что случилось? — Девушка взяла себя в руки. Потом, потом буду разбираться с этой считкой…
— Гундольф уехал.
— Что значит — уехал? — Она с трудом подавила желание вскочить на ноги.
— То и значит. Он забрал свои вещи, лошадь и уехал еще до рассвета! Нам письмо оставил… Вот.
— Прочитай, пожалуйста…
— Ох, прости… сейчас.
Простите меня, друзья. Я всею душой благодарен вам за все то, что вы для меня сделали. Орогрим, я никогда больше не буду сомневаться в способностях орочьих шаманов и навсегда запомню, что глупо судить о том, чего не знаешь, основываясь лишь на досужих вымыслах. Спасибо за урок. Талеанис, ты был мне великолепным боевым товарищем — любой рыцарь может только мечтать о такой поддержке в бою. Я благодарен тебе за то, что ты поддержал меня в трудную минуту и готов был помочь в моей войне с Левиафаном — жаль, что наши пути все же разошлись. Эстис, вы добрый и справедливый правитель и просто очень хороший человек — спасибо за предоставленный кров, и за возможность в последний раз окунуться в атмосферу дружелюбия и мирной жизни. Арна… Тебе просто спасибо за все. Я не знаю, какими словами описать мою к тебе благодарность, но нисколько не сомневаюсь в том, что ты и сама прекрасно все поймешь…
Простите меня, друзья. Возможно, своим скоропалительным уходом я подвергну вас большему риску на пути в Мидиград, возможно, я подведу вас — но я просто не могу иначе. Я должен отправляться в Хайклиф. Они убили мою семью и скоро уничтожат мой Орден. Не знаю, в моих ли силах помочь Грифонам, и захотят ли они вообще принимать от меня помощь — но я обязан попытаться. Иначе я никогда уже не смогу смотреть людям в глаза.
Простите и прощайте, друзья мои. Я благодарен судьбе за то, что имел счастье знать вас всех.
Мантикора закончил. На полминуты в комнате воцарилась тишина.
— Он не мог далеко уехать, — бросил стоявший у двери Орогрим. — От рассвета не так много времени прошло.
— Мы сможем его догнать, даже если он будет торопиться, — добавил Талеанис.
— Догнать-то мы его, допустим, догоним, — неуверенно протянула Арна, задумавшись. — Вот только что это даст? Нам не отговорить его.
— Значит, мы поедем с ним! — воскликнул полуэльф. — В конце концов Хайклиф ничем не хуже Мидиграда!
— А как же меч?
Мантикора на миг замер, будто бы прислушиваясь, и внезапно принял очень удивленный вид.
— Вы мне, наверное, не поверите, но я не знаю, куда он делся, — пробормотал он, покраснев. — Вчера я его еще слышал… так, слабенько. А сейчас нет. Как будто и не было никогда.
Танаа чуть недоверчиво покачала головой.
— Нет, говоришь? Ладно, допустим… Так что же, мы едем в Хайклиф?
— Да! — в один голос отозвались полуэльф и орк.
Сборы были недолгими. Эстису даже повезло — он ночевал в том же доме, что дало ему возможность все же попрощаться с Арной и остальными. Лошадей взяли тут же, деньги тоже были, да и продукты с собой в дорогу нашли быстро…
Змей провожал друзей еще миль десять после того, как они пересекли границу его земель. Где-то через час после полудня компания остановилась немного передохнуть — и попрощаться с графом.
Прощание получилось спокойным и довольно сдержанным, хотя и дружелюбным. Только обнимая Арну, Эстис позволил себе не разжимать рук чуть дольше, чем следовало бы, и еще долго потом с некоторым непониманием хранил в памяти ее чуть извиняющуюся улыбку, так никогда и не вспомнив теплого, виноватого касания к собственному сознанию, в одно мгновение убравшего и горечь разлуки, и желание не отпускать, и все остальное, что было хоть и желанно и прекрасно, но слишком уж болезненно…
Отчаянно ругаясь, Гундольф слез с коня. Лохматый рыжий мерин покосился на него диковатым фиолетовым глазом, но продолжал стоять как вкопанный. Продолжая ругаться, рыцарь отошел к ближайшему ивняку и срезал ножом длинный, толстый прут. Несколькими движениями очистил его от боковых веточек и листьев, взмахнул — импровизированный хлыст со зловещим гудением распорол воздух — и, удовлетворенно кивнув, направился к упрямой коняге.
Рыжий отошел на несколько шагов и неодобрительно посмотрел на прут. Гундольф, усмехнувшись, подошел ближе. Рыжий сделал еще несколько шагов, не позволяя сократить расстояние. Гундольф хмыкнул и в несколько прыжков преодолел это расстояние, очутившись на месте… где секунду назад стоял уже отбежавший в сторону конь.
— Скотина! — с чувством произнес Грифон после еще трех безуспешных попыток вернуть наглого мерина. Рыжий согласно всхрапнул, всем своим видом выражая крайнюю удовлетворенность самим собой.
Гундольф последний раз попытался приблизиться к коню — безрезультатно. Страшно ругаясь, он бросил прут на землю, осторожно шагнул к рыжему — тот не шелохнулся. Тогда рыцарь смело подошел к нему, взял под уздцы — конь всхрапнул и попытался ткнуться носом в плечо.
— Вот ты и попался, — многообещающе проговорил Грифон и потянул Рыжего к себе, намереваясь подтащить его к нужному месту и, не выпуская поводьев, подобрать прут.
Но не тут-то было! Гундольф вспотел, пытаясь заставить огромного мерина сдвинуться хоть на шаг, но так и не добился хоть какого-нибудь результата.
— Зараза упрямая, — ругался он. — Доберемся до ближайшего городка — продам на скотобойню!
Рыжий флегматично переступил на месте, очень аккуратно и прицельно опустив широкое копыто прямо на ногу рыцаря.
Страшные ругательства не смолкали еще минут пятнадцать.
В конце концов Грифон все же смирился с нежеланием коня продолжать путь. Подумав, что он и сам несколько устал, Гундольф отвел Рыжего футов на триста от дороги, расседлал и привязал, оставив пастись. Сам же он расстелил на траве отрез холста, прихваченный из деревни вместе с продуктами, наскоро перекусил и собрался уже ложиться спать, когда от дороги донесся дробный перестук копыт.
