Поля долго рассматривала знакомую подпись, но так и не разгадала загадки. Подняла голову и вопросительно посмотрела на старого юриста.
Соломон Ильич раздраженно махнул рукой и буркнул:
–Все вопросы потом. Вначале просто выслушай меня. Молча!
Поля неуверенно кивнула.
–Держи бумаги. Позже просмотришь. Это документы на двухкомнатную квартиру. Твою отныне квартиру, поняла? И рот закрой, Софья деньги на ветер никогда не бросала! – Соломон Ильич неприязненно хохотнул. – Это не хоромы, так, конура. Комнатки десять и двенадцать метров, кухня – шесть и совмещенный санузел. Зато второй этаж, да на Набережной, тут тебе повезло, ничего не скажешь. Кстати, твой новый дом недалеко отсюда, после беседы провожу, все осмотришь, пешком минут за пять дойдем.
Поля не верила своим ушам. Смотрела на бумаги, но не могла прочесть ни строчки, все расплывалось перед глазами. Перелистала и непонимающе уставилась на какой-то чертеж, линии прыгали, сливались. Поля выхватила взглядом крохотный прямоугольник, угадала в нем лоджию и глупо порадовалась: Натке понравится.
–Теперь дальше, – прервал ее путаные мысли Соломон Ильич и протянул Поле следующую стопку бумаг.
Поля в них и не заглянула. Сморгнула слезы и невидяще посмотрела на старого юриста.
–Я о деньгах, – уточнил Соломон Ильич. Бросил опустевшую папку на диван и нервно пригладил аккуратно лежащие волосы. Помолчав, процедил сквозь зубы: – Кирсанова навела о тебе кое-какие справки, она никогда не занималась благотворительностью, не терпела ее. Тут другое.
Поля молча ждала продолжения.
–Тебе пять лет учиться в университете. Когда еще ты сможешь получить свою первую зарплату…
–Но…
–Речь о студенческих приработках не идет, это твое личное дело! И не перебивай, я предупредил – все вопросы потом.
В дверь заскреблась Наташа. Сунула в щель голову и тут же испарилась, поймав недовольный, суровый взгляд гостя.
–Короче, все пять лет будешь снимать с этого счета – на Полины колени упала голубая пластиковая карта – шесть тысяч рублей ежемесячно. Ни копейкой больше, ни копейкой меньше. – Он неприятно усмехнулся. – Шиковать на эти деньги ты не сможешь, понятно, но выжить… выжить – да. И сестру прокормишь. Ровно через пять лет поступления на этот счет прекратятся.
Соломон Ильич вынул из кармана носовой платок и промакнул лоб. Вернул его на место и ворчливо сказал:
–У меня все, слава Богу. Теперь можешь спрашивать.
Поля держала в руках пластиковую карту, глаза ее показались старому юристу круглыми и непонимающими. Соломон Ильич возмущенно фыркнул: женщины! Другая порода, почти другой вид.
Он отобрал у девушки бумаги. Аккуратно уложил в папку, а папку бросил на стол. Сверху положил связку ключей и пластиковую карту. Сказал:
–Код простой, дата твоего рождения, чтоб не путалась. То есть, набираешь цифры: восемнадцать, ноль, девять. Ты же восемнадцатого сентября родилась?
Поля кивнула.
–Ну вот. К городу небось за это время присмотрелась. Нужные тебе банкоматы стоят в любых крупных магазинах. И в банках. Есть и на улицах, думаю, ты быстро освоишься.
–Но… почему? – пролепетала Поля, непонимающе глядя на бумаги.
–Почему, – грустно усмехнулся старик. – Интересный вопрос. Только нужно ли тебе знать ответ?
Поле вдруг вспомнился странный текст из второй записки: что имела в виду Софья Павловна, говоря об искуплении? Тут же перед глазами запрыгали строчки из первой: «Я знаю, ты не брала…»
Поля опустила ресницы и твердо сказала:
–Если Софья Павловна не хотела, чтоб я знала, то и не надо.
–Софья Павловна! Да-с, Софья Павловна… – Старик покружил по комнате. Потом резко остановился перед Полей и неохотно признался: – Кое-что она разрешила рассказать, чтобы ты не вздумала отказаться ни от квартиры, ни от денег. – Он сделал паузу. – Мне продолжать?
–Да.
–Во-первых, знай: эти деньги выделены до ее смерти, ни в одном завещании они не упоминаются, Кирсановы никогда не узнают о подарке тебе, такова воля Софьи. Во-вторых, на фоне оставшейся суммы… это жалкие крохи. Ты же не пожалеешь для голодного ребенка десяти копеек?
–Нет, конечно.
–Она дала тебе не больше.
–Но для меня… вы просто не представляете, что значит для меня эта квартира!
–Для тебя, может быть. Но не для нее. Итак, дальше – почему ОНА сделала это. Гм-м, постараюсь без длиннот, терпеть их не могу, да и устал я, признаюсь, стар весьма...
Поля смотрела встревоженно, Соломон Ильич смутился. Отошел к окну, повернулся к Поле спиной. Глядя на гоняющих мяч мальчишек, сухо сказал:
–Жили-были две девушки. Не самые близкие подружки, но… приятельницы. Твоя бабушка Аполлинария и Софочка, они именно так друг друга и называли. Ссорились, мирились, как все. А потом влюбились. Обе. Одновременно. Только беда – в одного юношу. Владимира Морозова.
Поля почувствовала, как у нее запылали щеки, а сердце забилось где-то у самого горла. Она с трудом перевела дыхание и замерла, потрясенная. Поля давно подозревала: Софья Павловна знала ее бабушку! А получается – и дедушку.
–Софочка не любила проигрывать. К тому же как могла проиграть она – настоящая красавица? Главное, кому – рыжей, веснушчатой Аполлинарии? Никогда.
Поэтому потрясение оказалось слишком сильным, Владимир выбрал Аполлинарию. Софочка была оскорблена. Возненавидела обоих и решила отомстить. Да так, чтобы Володенька Морозов ненавистной подруженьке не достался. Раз не ей, Софье, то и никому.
Соломон Ильич угрюмо усмехнулся и замолчал. В наступившей тишине отчетливо слышались возбужденные вопли мальчишек на улице, кто-то только что забил гол, и звонкий голосок Наташи, она уговаривала Манечку «не капризничать и доесть наконец манную кашу».
–Ты не знаешь, на какое странное и страшное время пришлась наша юность, тебе всего не понять. Только-только закончилась война, твой дед вернулся с фронта, увешанный медалями как новогодняя елка, гордый собой, счастливый, весь мир лежал, казалось, у его ног. А тут анонимка. Жалкая-жалкая. И пустяшная, в общем-то. Мол, принес с войны Морозов Владимир пистолет трофейный, утаил, не сдал. Мелочь, не так ли – ведь пацан! Сколько тогда было твоему деду? От силы двадцать, на два года старше тебя сегодняшней. А его взяли. Через день. И осудили на семь лет. Подумай хорошенько – на семь! Его, героя войны. Семь лет для мальчишки – целая вечность.
Поля судорожно вздохнула. Соломон Ильич укоризненно покачал головой.
–Твоя бабка все это время ждала его, своего Володю, семь долгих лет ждала. Врага народа, заметь, девочка! И дождалась. Чего Софочка ей никогда не простила. Хотя и вышла к тому времени замуж, уж она- то не стала бы портить себе биографию из-за такого пустяка как любовь!
Он снова надолго замолчал. Поля, не дождавшись продолжения, робко спросила:
–И… что?
–Да ничего. Подруженьки навсегда расстались, разъехались, растерялись, страна-то огромная... Софья порядком подзабыла эту историю, а когда и вспоминала, говорила себе: не так уж она виновата, время было такое. Мол, подумаешь – анонимка! Ничего страшного в ней, всего-навсего басня о трофейном пистолете. – Соломон Ильич хрипло рассмеялся. – Врала себе, конечно. Отлично знала, что ябеда ее сработает не хуже гранаты. Но и понять Софью можно, легко ли расписываться в собственной подлости? Ясно, старалась не вспоминать.
Поля слушала, вытянувшись в струнку. Щеки ее пылали. Соломон Ильич в сердцах махнул рукой:
–А тут ты. Живая копия бабки. Как напоминание перед самой смертью – знала уже Софья о раке, чего
