заканчивались манжетами с большими крупными пуговицами. Наверное, манжеты должны застегиваться, но мальчишка явно этого не делал очень давно. Рубашка, видимо, когда-то была белой, но сейчас скорее серая, особенно на воротнике. Разнокалиберные пуговицы держатся кое-как, одна висит на нитке, одной не хватает. Рукава подвернуты, из них торчат острые локти. А из штанин — острые коленки. У самой Алины коленки явно круглей.
— Хочешь, покажу кое-что? — вдруг спросил Лён.
— Хочу, — не задумываясь, ответила Алина.
Лён отодвинул кружку, почему-то вздохнул, словно не хотел расставаться с вареньем. Внес табуретку в коридор. Алина заинтересованно пошла за ним.
Привычным движением Лён поставил табуретку к стене. Потянулся к антресоли, чем-то зашуршал…
— Держи!
Алина приняла какую-то очень пыльную штуку, потом большую коробку.
— Что это?
— Фильмоскоп, — Лён спрыгнул на пол и отряхнул ладони. — Есть тряпка? А то пыль загореться может.
Только сейчас Алина увидела, что у странной штуки сзади шнур с вилкой, чтобы в розетку включать. Значит, она электрическая.
Алина принесла тряпку, Лён ловко протер длинный нос агрегата. Стало видно, что в этом носу — объектив, как у папиной «зеркалки».
— Фильмоскоп? — слово казалось знакомым. — Фильмы показывает?
— Почти, — Лён задумчиво смотрел в коробочку с маленькими баночками. — Сейчас увидишь.
В комнате Лён привычно воткнул вилку в розетку. В фильмоскопе загорелась лампочка. Лён достал из баночки рулончик пленки и вставил в загогулину, похожую на знак вопроса. Воткнул загогулину в фильмоскоп, а коробку перевернул. Её дно оказалось обклеено белой бумагой.
Лён подвинул фильмоскоп, на бумаге появилась прямоугольная картинка.
— Свет гаси.
Алина щелкнула выключателем и села рядом с Лёном.
— Ух ты, это как кино, да?
— Почти.
На экране появилась надпись: «Желтый аист». Лен протянул пленку, и появился первый кадр. Черно-белый и неподвижный.
— А что, мультика не будет? — удивилась Алина.
— Не будет, — хмыкнул Лён. — Читай, а я крутить буду.
Алина прочитала историю о том, как жадный китайский богатей хотел, чтобы волшебный аист танцевал ему одному. В медленном движении пленки, в запахе теплой пыли, в дыхании Лёна ощущалось что-то таинственное. Казалось, всё происходит в другом времени — древнем, вязком, как в старом фильме. Алина даже забыла, что поссорилась с мамой — так странно проходил вечер. Они посмотрели ещё несколько диафильмов. А потом Лён сказал:
— В другой раз ещё посмотрим, мне пора.
— Почему? — огорчилась Алина.
— Твои родители домой идут. Они не должны про меня знать. И спрячь фильмоскоп, а то будет много вопросов.
Алина не стала спорить, только вздохнула. Сунула прибор и коробку под диван, проводила Лёна до зеркала. Он подмигнул на прощанье и нырнул в темное стекло. И сразу же в замке заскрежетал ключ.
Папа и мама пришли вместе, хоть и немного сердитые. Алина вздохнула с облегчением. Мама спросила:
— А что тут тряпка пыльная валяется?
— Сейчас уберу, — ругая себя за расхлябанность, быстро отозвалась Алина. Она сразу поняла, о каких вопросах предупреждал Лён. «Это я брала, чтобы протереть фильмоскоп. — А как ты узнала, что у нас есть фильмоскоп? — А мне Лён сказал, мальчик из зеркала». Тут-то скорую и вызовут.
Но родителям, похоже, было не до того, где Алина нашла столько пыли. Мама привычно распорядилась:
— Прополощи как следует и на трубу повесь.
— Да, хорошо…
Из кухни мама спросила:
— Ты что, чай сразу из двух кружек пила?
Алина чуть себе кулаком по голове не треснула. Вот тетеря! Нельзя быть такой бестолковой!
К счастью, мамин вопрос не подразумевал ответа. Алина аккуратно развесила тряпку и ушла готовиться к завтрашнему дню. Чтобы приехать к первому уроку на другой конец города, вставать приходилось очень рано.
С тех пор Алина дома не скучала. Мамин отпуск кончился, и Лён выходил из зеркала каждый день. Они смотрели диафильмы и разговаривали обо всём на свете. Однажды Алина пожаловалась на мальчишек. Тех самых, что приставали в сквере. Больше они не сталкивались, но парни явно живут где-то рядом.
Лён почесал ухо и сказал:
— Надо дать им отпор.
— А что я сделаю? Они же мальчишки, а я девочка!
— Ну и что?
Алина покосилась на друга. Лён не издевался! Он действительно не понимал!
— У тебя две руки, две ноги, одна голова, как и у них, — серьезно сказал Лён. — У тебя тоже есть кулаки. Пусти их в ход.
— Это неправильно, — неуверенно ответила Алина. — Девочки не должны драться.
— Кто сказал?
— Мама…
— А маме кто сказал?
Алина задумалась. Маме, наверное, её мама. Хотя от бабуси слов «ты же девочка» Алина никогда не слышала. Может, в книгах написано? Но в каких? Вон на кровати лежит — тоже ведь книжка. Любимая. Зачитанная до выпадения листов. Пеппи Длинный чулок дралась с кем хотела. И вообще была очень сильной, лошадь могла поднять. И при этом она девочка.
Но дело же не только в том, что мама не разрешает, а…
— Страшно. А вдруг он меня побьёт? Или они все на меня навалятся.
— Наверняка побьет, — кивнул Лён. — Но после этого больше не будет лезть. Если, конечно, не струсишь.
— Но почему? — простонала Алина. — Почему он просто не может отвалить от меня?
— Не могу объяснить, — улыбнулся Лён, и на щеках у него появились ямочки. Как у Алины. — Пацаны так устроены. Просто верь мне. А если ты их будешь бояться, они к тебе всю жизнь будут лезть.
— Ладно, — вздохнула Алина, про себя подумав: «Надеюсь, мне это не понадобится». Лён, кажется, уловил эту мысль и еле заметно улыбнулся.
В другой раз Лён сказал:
— Хочешь, еще одну штуку покажу?
— Конечно, хочу.
Они вышли на балкон, Лён отодвинул коробки с каким-то старьём. Присел рядом с непонятным ящиком размером с большой телевизор. Спереди на две трети ящик обтянут серым материалом. В нижней трети на черном фоне белой краской написаны названия городов: Париж, Лондон, Прага, Рио-де-Жанейро… И много-много других. Внизу желтеют большие квадратные кнопки, похожие на зубы огромного людоеда. По краям — две круглые ручки, под ними — два утопленных в подставку колесика. Всё это в тяжелом даже на вид деревянном ящике.
