нога, нос, глаз, поясница, таз! Десять на двенадцать, семь на девять, пять на сем, три на четыре, полтора на полтора!
— Хохматых, он меня оцифровал! — зашёлся писком Тубов. — Держи меня, а то сожмёт и упакует!
Оба упёрлись ногами в стенку, барахтались в темноте — оказывали посильное сопротивление, аж фуражки взмокли. А Макитрыч сорвался на обличительный крик:
— Летал, мотался, по свету шлялся, повсюду болтался, а теперь попался! Не топырься, не ярись, моей силе покорись! Получи по затылку — полезай в бутылку! Не полезешь добром — получишь багром!
Тут он замолк. То ли дыхание переводил, то ли заклинание окончилось. Но Тубов с резким шпоком палец выдернул и зажал между колен, вереща:
— У-у-у, чуть всего под ноготь не втянуло! Дай огонька, Хохматых, погляжу.
Напарник жихнул колёсиком зажигалки, взметнулось пламя, словно из паяльной лампы, осветив пыльные закоулки. Палец сержанта надулся и покраснел, как томатный чупа-чупс.
— Не гаси, прикурю, — попросил Тубов, доставая пачку, огромную, как будто там стиральный порошок. И достал сигарету, похожую на жезл с фильтром. Затолкал в рот, затянулся по самые пятки, аж на заду форменные брюки по шву разорвало, и сапоги вздулись. Выдохнул паровозную струю никотинового дыма, заполнив весь доступный объём. И тут же весь дым всосало в бутылку.
— Опаньки! — раздалось за стенкой ящика. — Пошёл родимый! Яви сноровку — заполняй поллитровку!
— А ну, ещё дай копоти! — зашептал Хохматых.
Тубов пыхнул ещё раз от всей души. Макитрыч взвыл от счастья. Через несколько затяжек сигарета догорела до фильтра, а бутылка заполнилась тяжёлым плотным дымом. Сержант затопал окурок сапожищем. Макитрыч забил в бутылку пробку, намазал глиной и приложил перстяную печатку. Полюбовался и сказал:
— Жаль, стекло тёмное, рожу твою демонскую не видать. А вонища! Будто козлячья пасть после трёхдённого шабаша. Ну, ничего, будешь у меня мельничное колесо вертеть, проветришься. А от тары мы сейчас избавимся.
Сержанты заметались внутри, как мыши в ведре. А вдруг ящик в огонь кинут? Но Макитрыч их успокоил:
— Вот так! И концы в воду!
Они поняли, что летят. Потом шлепок и ящик закачало.
— Вода! — обрадовался Тубов. — Плывём, брат!
Их качало и болтало, крутило и мотало, ударяло и вертело быстрым течением. И было страшно — вдруг в океан унесёт: ищи потом.
Но вдруг ход замедлился, что-то зарацарапало снаружи, и бодрый юный голос, малость гнусавый, воскликнул:
— Гляди, мамо, городская еда!
— И что ты разную дрянь в рот тащишь! — это уже женский вопль.
— Это не дрянь, — прогундел в ответ молодой, — это чипсы!
И с хрумканьем откусил кусок ящика.
— Эй, уважаемый! — заорал Тубов.
Снаружи притихли, а потом изумленно завопили:
— Мамо, там хто-то есть!
— Кто там может быть? Паразиты какие-нибудь, — сделало вывод мамо. — Я же говорю: не ешь всякую дрянь. Ты хоть знаешь, на чём эти чипсы делают? На олифе!
— У-у, вот почему они такие вкусные… А когда на масляной краске — вообще объеденье…
Довольное хрумканье, счастливое ворчание и жадное сопение наполнили ящик. Через минуту верхний правый угол оказался сгрызен начисто, и внутрь просунулась мохнатая морда с мокрыми ноздрями и парой торчащих вперед острых резцов.
— Ни хрена себе! Морская свинка! — ахнул Тубов. — Совсем оборзели!
— Я — бобёр! — возмутилась морда.
— Совсем бобры оборзели! — возмутился Тубов. — По-человечески заговорили! Давно, видать, ОМОН не гонял…
— Мамо! — завопил бобёр, убравшись из дыры. — Они по-нашему разговаривают! Совсем оборзели паразиты! — Он отхватил резцами кусок доски и спросил с набитым ртом: — Мамо, а вдруг это съедобный человечек буратино?
— Ну, что ты, малыш. Съедобные человечки только в сказках. А это… — Словно глазок в двери камеры в, дыре возник большой круглый глаз и ощупал взглядом отпрянувших сержантов. — А это, малыш, двигуны. Низкокачественные демонозаменители. Брось их в воду. На что они нужны?
— Я те брошу! — вскинулся Хохматых. — Я те так брошу — зубы через хвост вылетят! А ну стоять! Стрелять буду! — Рука его уже рвала из кобуры квадратный «макаров». — Первый вверх, второй на поражение!
Он выстрелил. Пуля пошла в небо, словно реактивный самолет, оставляя прямой светящийся след. На лету ритмично вспыхивала жёлтым огнём, издавая негромкое «бип-бип-бип»…
— Тикай! Браконьеры! — раздался пронзительный, как сирена ПВО, вопль бобрёнка.
И только столбы воды поднялись в небо, словно при бомбёжке. Это спасались бобры. Хохматых высунулся из дыры, повиснув на растопыренных локтях. Поводил пистолетом, выискивая подходящую цель. Не нашёл, выбрался на крышку и удовлетворенно сунул «макарова» в кобуру.
— Попрятались грызуны! Ну, ничего, выберусь отсюда — куплю своей Люське бобровую шубу, будут знать…
Следом высунулся из дыры Тубов, деловито огляделся и скомандовал:
— Полный вперёд!
Шмякнул по воде ладошкой, принялся широко загребать. Хохматых присел, тоже приложил руку к полному продвижению вперёд. Довольно скоро ящик уткнулся в бобровую плотину. По торчащим сучьям сержанты вскарабкались на гребень сооружения, только что подновлённый свежим слоем чёрной грязи. Мокрая, скользкая, хранящая разлапистые следы бобровых пятерней, грязь замечательно липла к сапогам, самостоятельно вползая вверх по голенищам. Пискляво чертыхаясь, напарники одолели стокилометровую, как им показалось, плотину под внимательными взглядами высунувшихся из тины её строителей.
Перелезая через сваленные и искусанные бобрами осины, сержанты добрались до болота. Дальше брели, хлюпая бурой торфяной жижей между высоких кочек, раздвигая жестяную обоюдоострую траву, бурую, словно заржавевшую.
— А куда мы идём? — спросил Хохматых.
— Не понятно, что ли? — удивился Тубов. — Домой.
— А я так думаю, надо того деда найти — Левонтия. Пусть обратно нас вернёт в натуральный размер.
— Где ж его теперь найдёшь? — Тубов остановился. — Он хрен знает где, а мы и того дальше. В болоте… — Он ударил подлетевшего комара кулаком в глаз. — Ещё эти кровопивцы поналетали тут. Откуда только взялся — осень уже. Присосётся такой гад — за две минуты целиком человека выпьет, как кружку пива. Одна пена на дне останется. Эх, надо было документы у деда поглядеть — фамилию, прописку.
— Мы же милиционеры, найдём! — с преувеличенным оптимизмом отозвался Хохматых. — Имя редкое — Левонтий, внешность запоминающаяся. Марка машины опять же деревянная. Дадим ориентировку, опера подсуетятся…
— Охолонись, Хохматых. — Тубов оказался скептиком. — Кому ты ориентировку дашь? Да нас в отделение на порог не пустят в таком виде. Самим придётся подсуетиться. Надо искать, где у этих кудесников акционерное собрание было, или Макитрыча с мельницей найти. Через них выйдем.
— А чего мы тогда от речки ушли? — недовольно пропищал Хохматых. — Надо было вверх идти, откуда приплыли.
— Вечно ты настроение испортишь, — обиделся Тубов. — Типа мы теперь дураки — зря в болото забрались. А хищников уже забыл? Опасно на реке. Да и не понятно, в какой она стороне. Трава выше
