Что тут объяснять, думал Торк. Те чувства, которые он испытывал, казались ему естественной и неизбежной частью человеческого существования, и он считал, что Шейла чувствует то же самое. А как иначе? Брак — всего лишь социальный договор. Он не имеет отношения ни к биологическим инстинктам, ни к природе человека, ни к естественному ходу событий. Раньше, на заре цивилизации, мужчины и женщины вступали в брак, чтобы объединить имущество, защититься от врагов, а также произвести на свет потомство или для работы в полях, для наследования семейного состояния. Моногамность и брак были придуманы для очень практичной цели — выживания.
Теперь Торк начал понимать, что такое подходит не каждому человеку. Во всяком случае, в современном мире. Человеку не свойственно ограничиваться единственной самкой. По сути дела, брак — это своеобразное отрицание человеческой природы; вот в чем причина проблем между мужчиной и женщиной! Торку стало казаться, что семья — это искусственное образование, надувательство, шулерские фокусы, реквизит в которых — мужское сердце и достоинство. В институте брака есть изначальный недостаток, встроенная «отравленная пилюля». Брак обречен на провал, потому что не принимает в расчет наши собственные — отнюдь не моногамные! — животные инстинкты. Люди готовятся к моногамности, но вдруг увлекаются кем-то еще (не женой или мужем) и принимают это слишком близко к сердцу. Они верят, что влюблены в новых знакомых, что новая страсть — «та самая, единственная». А затем — новые измены, разбитые сердца, взаимные упреки, ссоры и развод.
Напрашивался вывод. Если люди просто честно признают, что им нравится кто-то еще, что это нормально и не имеет никакого отношения к браку, что это чистая химия и биология, может быть, они не станут разводиться. Может, даже скажут: «Конечно, я хочу ее трахнуть, она клевая!», но делать этого не будут. Поймут, что это не их «настоящая любовь», не вина супруги, не кризис среднего возраста; это — нормально. Как иначе объяснить огромную популярность интернет-порно? Ведь эти сайты позволяют женатым людям удовлетворять глубинные, животные порывы — без последствий. Такова жизнь. Все мы развратники; только не все хотим признаваться.
Торк все это понимал, хотя сомневался, нужно ли и можно ли объяснить это Шейле.
— Не волнуйся.
— Я должна объяснить.
Торк кивнул.
— Мне не следовало выходить за тебя. Прости!
Торк не смог сдержать язвительности:
— Это и есть твое объяснение?
Шейла покачала головой.
— Нет! Тут еще другое, только не знаю, готов ли ты услышать…
— Ты намерена расстаться. Я не собираюсь тебя отговаривать. Я даже не уверен, что хочу тебя отговаривать.
Во рту чувствовался желчный привкус, печень протестовала против такого обращения. Торк глотнул воды, пытаясь смыть горечь. Шейла не сводила с него взгляд.
— Но ты меня спас!
— Спас, верно.
— Почему?
Торк пожал плечами.
— Мне казалось, что так правильно.
Шейла отвела глаза, не в силах смотреть на мужа, уставилась на океан. Торк погладил ее по руке.
— Нам ведь было весело. О чем еще просить?
И Шейла улыбнулась в ответ.
— О да! Нам было весело.
Хайдеггер стоял на деревянной подставке в центре своего номера. Мэрибет сидела на кровати с чашкой кофе. Такако Мицузаке пристроилась на краешке дивана с ноутбуком на коленях. Портной, пожилой таец с полным ртом булавок, будто проглотил дикобраза, суетился вокруг Хайдеггера, примеряя раскроенный костюм прямо на его будущем долговязом обладателе.
Хайдеггер листал каталог с образцами ткани, выискивая идеальную текстуру среди лоскутков шелка и льна.
— Можете сшить один костюм из индийского льна? В клетку?
Портной кивнул. Мэрибет прыснула.
— В клетку? Будешь Человеком-Пауком?
Хайдеггер повернулся в ее сторону и недовольно заявил:
— Не стоит недооценивать хороший льняной костюм!
Такако со стоном обхватила голову.
— Все пропало!
Хайдеггер переключился на нее.
— Что такое?
— Похоже, «Пост» собирается публиковать что-то про похищение Шейлы.
— Как они узнали?
Такако пожала плечами.
— У них много источников. Как у ЦРУ.
— Не пойму, чем это плохо для нас.
— Вы уже поговорили с Торком?
Мэрибет заметила, как Такако и Хайдеггер переглянулись.
— Что происходит?
Ответил Хайдеггер:
— Нам нужно, чтобы они еще немного побыли вместе.
— Зачем?
Такако обернулась к девушке.
— Сначала нужно представить историю о похищении и спасении. Дать людям время все осознать.
— И продать парочку миллионов дисков, — вмешался Хайдеггер.
— Потом можно сообщить о грустном: что у Шейлы в связи с похищением возник посттравматический синдром, и ее лечат в какой-нибудь частной клинике.
— Публика тут же купит еще пять сотен тысяч дисков.
— И наконец придет черный день, и Торк со слезами на глазах объявит, что у них с женой возникли неразрешимые разногласия после того, как она побывала в плену… но что он желает ей всего самого лучшего.
— И мы продаем два миллиона дисков!
Мэрибет уставилась на эту парочку.
— Господи, какие вы мерзкие!
Хайдеггер улыбнулся.
— Мне нравится думать, что мы — гениально мерзкие.
Портной замерил бедро Хайдеггера и взглянул на клиента.
— Застегивать направо или налево?
— Как мои политические убеждения, — осклабился тот. — Налево и посвободней.
Венди сидела на ресторанной веранде, любуясь прекрасным видом. Она завтракала: ела манго и пила капучино, дожидаясь Мэрибет. Одета она была, как все остальные отдыхающие: шлепанцы, капри цвета хаки и одна из рок-н-ролльных футболок Мэрибет. На входе пришлось показать ключ от номера, чтобы проводили к столику. Впрочем, она сильно отличалась от остальных гостей, большинство из которых ели яйца с беконом и огромные вафли. Люди за другими столиками были в основном белые — европейцы, канадцы, австралийцы и американцы. Венди оказалась единственной не работающей, а отдыхающей
