впечатление, что наша семья вообще ничего не выбрасывала с тех самых пор, как был построен дом. Там даже нет места для картин, которые мы сняли со стен. А Кларе нужен рабочий кабинет, да и… – Уилл оборвал фразу на полуслове, словно их подслушивали духи родителей в опустевших, ими покинутых комнатах.
Джекоб провел пальцем по инициалам на поверхности стола. Нож тогда он купил тайно.
– Продавай что хочешь, – сказал он. – Можете вообще все вычистить. Если хотите, займите и мою комнату. Я могу спать на софе, все равно я здесь бываю редко.
– Глупости. Твоя комната останется за тобой. – Уилл пододвинул ему бокал вина. – Когда ты отправляешься?
– Сегодня же.
Перенести разочарование на лице брата было уже не так легко, как раньше. Он будет тосковать.
– Все в порядке? – Уилл посмотрел на него с тревогой.
Да, обмануть его уже непросто.
– Разумеется. Тяжело жить на два мира.
Джекоб постарался придать этому замечанию шутливый тон, но лицо Уилла оставалось серьезным. Оно было так похоже на лицо матери. Даже лоб Уилл морщил так же, как она.
– Остался бы здесь. Там же опасно!
Джекоб опустил голову, скрывая от Уилла улыбку.
– Я скоро вернусь, – сказал он. – Правда.
Он всегда был ловким лжецом. Шансов – тысяча к одному, что обитатель бутылки принесет ему не спасение, а смерть.
Ему случалось делать ставки и повыше.
4. Опасное средство
Обратно. Когда Джекоб спустился с башни, дождь под порывами ветра яростно хлестал его по лицу, на мгновение напомнив ему тот, что бежал по оконному стеклу в комнате матери. Он поискал глазами между полуразрушенных стен силуэт лисицы, но в ногах у него прошмыгнул один только гном, отощавший и голодный, какими они по большой части бывают на излете зимы. Где же она?
Лиске редко случалось его не дождаться. Часто она уже за несколько дней чуяла его возвращение. Конечно, он тотчас же подумал о капкане или ружье какого-нибудь крестьянина, оборонявшего своих кур.
Она умеет за себя постоять не хуже, чем он сам. Да и, кроме того, даже к лучшему, если ее не будет поблизости, когда он вскроет бутылку.
Тишина, окутавшая его после шума иного мира, казалась еще более нереальной, чем встреченный им гном, и глазам Джекоба, как всегда, понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к ночному мраку. В море огней того, другого мира скоро забываешь, как здесь в действительности темно. Он огляделся. Нужно найти такое место, где бы жилец бутылки не вырос сразу до небес. Кроме того, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы пострадала башня или зеркало.
Старая часовня во дворце.
Еще одно строение, уцелевшее после пожара, как и башня. Часовня стояла позади запущенного сада, окаймлявшего косогор холма. Джекобу пришлось прокладывать себе путь через заросли саблей. Замшелые ступеньки, развалившиеся на куски статуи, фонтаны, в чьих мраморных раковинах колыхалась прелая прошлогодняя листва. Из нескошенной травы перед часовней торчали могильные камни: Арнольд Фишбайн, Луиза Моор, Кетхен Гримм. Могилы прислуги пожар пережили, но от усыпальницы владельца дворца осталась только куча обугленных камней.
Деревянные двери часовни так разбухли, что Джекоб их с трудом открыл. Внутри она тоже не радовала глаз. Цветные витражи разбиты, скамьи давным-давно разобраны на дрова для обогрева кучки холодных лачуг… Но крыша осталась нетронутой. Помещение едва достигало четырех метров в высоту – в самый раз.
Пока Джекоб извлекал бутылку из кожаного футляра, из-за края пустой чаши, где некогда была святая вода, в тревоге выглянул дупляк. Холодное коричневое стекло почти обжигало пальцы. Узник стеклянного застенка не был выходцем с юга, где в пустыне на любом рынке можно было приобрести бутылочного джинна. Средство, необходимое Джекобу, могли предоставить только северные духи. Они встречались значительно реже и были исключительно зловредными, и потому охотники на северных джиннов могли похвастаться бoльшим числом шрамов, чем сам Ханута. Дух, которого Джекоб собирался выпустить на свободу, так страшно исполосовал своего охотника, что сражение с ним тот пережил лишь на несколько часов. Джекоб сам его похоронил.
Он прогнал дупляка наружу, пока тот не поплатился жизнью за собственное любопытство, и закрыл двери.
«Они все – убийцы, Джекоб, имей в виду! – не раз предостерегал его Ханута от северных бутылочных джиннов. – Их и запирают-то только потому, что они мародерствуют в охотку; они также знают, что в отплату за это их свойство до конца своего бессмертного существования им суждено служить любому заезжему дураку, овладевшему бутылкой. Единственная мысль, которая их занимает, – как бы поскорее избавиться от своего господина и самим заполучить бутылку».
Джекоб вышел на середину часовни.
Узор, высеченный на стекле бутылки, служил узами тому, кто в ней сидел. Перед тем как вынуть нож, Джекоб срисовал его себе на ладонь. Лишь одна задача по сложности превосходила отлов такого джинна: не причинив себе вреда, снова выпустить его на волю. Но что ему было терять?
Печать на горлышко бутылки наложил судья, приговоривший духа к вечному заключению за коричневым стеклом. Джекоб соскоблил ножом воск с пробки. Потом поставил бутылку на каменные плиты пола и быстро отскочил назад.
Дым, поваливший из горлышка, был серебристо-серого цвета, словно рыбья чешуя. Постепенно он принимал форму пальцев, руки, плеч. Пальцы пощупали холодный воздух, потом сложились в кулак. Вслед за плечом, ощетинившись зубцами, словно хребет ящерицы, поднялся загривок.
Он вошел в полосу дыма, все еще поднимавшегося клубами из бутылки. Над ним вырос череп с низким лбом и прядями волос до плеч. Потом серебристое существо раскрыло рот. Стены часовни, словно живые, содрогнулись от стона, вырвавшегося из дымного рта. Окна разлетелись вдребезги, и воздух, которым дышал Джекоб, наполнился стеклянной пылью. И пока лил дождь из разноцветных осколков, джинн открыл глаза. Белые, как глаза слепца, с зияющими черными дырами зрачков, словно просверленными пулями навылет. Когда их настороженный взгляд наконец остановился на Джекобе, бутылка уже вновь была у того в руке, а пальцы крепко сжимали горлышко.
Громадное тело пружинило, как кошка перед прыжком.
– Нате вам пожалуйста. – Голос бутылочного джинна звучал хрипло после долгого молчания в стеклянной темнице. – И кто же ты такой? А где тот другой, что меня поймал?
Он склонился над Джекобом:
– Никак помер? Ах да, припоминаю, ведь я пересчитал ему все ребра. Но это ничто по сравнению с тем, что я собираюсь учинить с судьей. Все эти годы я рисовал себе в красках, как оборву ему конечности, словно лепесточки, как понаделаю из его костей зубочисток, как буду сморкаться в его кожу…
Часовня наполнилась его осипшей яростью, а рисунок на ладони Джекоба покрылся кристаллами льда.
– Перестань хорохориться! – прокричал он джинну. – Ничего такого ты не учинишь. Ты будешь служить мне, пока не осоловеешь, или я упрячу тебя в такую тюрягу, где тебе подобные лежат штабелями, закупоренные в винные бутылки.
Бутылочный джинн убрал патлы со лба. Они были из гибкого стекла и в любой стране Зазеркалья стоили целое состояние.
