ноги вновь способны двигаться….
Нанас уткнулся лицом в снег и не сразу понял это, продолжая считать, что это и есть тот самый холод, что сжимал его голову. Но, стерев с глаз снежную бахрому и проморгавшись, он увидел, что никакого моря-озера поблизости нет, что вокруг – спокойный, мирно дремлющий зимний лес, и лишь тогда сообразил, что кошмарный ледяной ужас ему всего лишь приснился. Правда, голову по-прежнему стискивала ноющим холодом боль, да и в сердце, казалось, на самом деле застряла колючая морозная игла. А еще- Еще продолжало, шипя и пульсируя, «звучать» в мозгу: «С-с- спеш-ш-ши!.. Прощ-щ-щайс-с- ся!..»
Нанас подпрыгнул и завертел головой. Снегоход… Еще снегоход… Волокуши… Пустые волокуши! Ни Нади, ни Сейда в них не было!
Первой мыслью было: ну, отошла – по нужде, или просто размять ноги. Если здесь нет Сейда – значит, он отправился с ней, значит, Наде ничто не угрожает. Иначе бы верный друг позвал его, разбудил. И сразу же явственно вспомнился сон: прыгающий вокруг него Сейд, его призывный рык: «Просыпайся! Беги за ней!..» Неужели это было не во сне? Или же сон переплелся с явью?..
Гадать и раздумывать было некогда. Да и по-прежнему сжимающий голову ледяной обруч не давал мыслям сложиться в ровную линию. Ясно было одно: Надю и Сейда нужно искать. Тем более, снегопад уже закончился, и на свежем снегу отчетливо были видны две цепочки следов – человеческих и собачьих.
Схватив автомат, юноша бросился по этим следам, сразу почти по пояс увязнув в сугробе. Рванулся, упал и пополз, а скорее, поплыл вперед. В ушах опять зашипело: «С-с-спеш-ш-ши!..», и от этого зловещего шипения вдруг повеяло таким знакомым ужасом, что Нанас на пару мгновений замер. И этих коротких мгновений ему хватило, чтобы разом все отчетливо вспомнить: заснеженное болото; следы огромных ног; ощущение на затылке тяжелой лапы, пронзающей когтями голову до самого мозга… И обуявший его липкий холодный ужас – точь-в-точь такой же, что и сейчас!..
Как он преодолел следующие пару десятков шагов, Нанас потом не мог вспомнить, сколько ни силился. В себя он пришел, лишь оказавшись на ровной круглой поляне, окруженной кривыми стволами берез. Сначала он увидел Сейда. Казалось, пес окаменел в тот момент, когда собирался прыгнуть, – передние лапы согнуты, задние до предела напряжены, голова чуть опущена вниз, а взгляд желтых глаз устремлен прямо к цели.
Нанас глянул туда же и тоже окаменел… На середине поляны, шагах в десяти от него, стоял… О, милосердные духи! Да кто же это такой?!.
Сознание отказывалось воспринимать возвышающееся над поляной существо. И оно действительно возвышалось, будучи вдвое, если не больше, выше Нанаса и ненамного ниже берез. Если бы не этот невероятный размер, оно больше всего походило бы на человека в малице, вывернутой грязно-белым мехом наружу. Только у существа, кроме самого тела, мехом было покрыто и лицо. Косматые длинные волосы спадали до плеч, а там, где у обычных людей должны находиться глаза, у него будто горели два впившихся в Нанаса угля. Теперь стало ясно, что именно вызывало в голове Нанаса дикую боль, непонятным было лишь то, почему от этих углей он испытывал не жар, а леденящий холод.
Отвести взгляд от этих пылающих лютой ненавистью глаз было непросто, но юноша все-таки сделал это, потому что краем зрения видел еще и самое главное. То, отчего невероятный вид существа казался совершенно незначительной ерундой. Этим главным для Нанаса конечно же была Надя, которую мохнатое чудовище прижимало к себе огромными шерстистыми лапами.
– Нанас!.. – простонала, увидев его, девушка. – Беги!..
Страх продолжал захлестывать сознание Нанаса, но теперь в
нем разгоралось и еще одно, не менее сильное чувство – гнев. Всепоглощающий, первобытный, дикий. Этот гнев, эта звериная ярость растоптала, разорвала в клочья жалкие остатки страха, и Нанас, направив вперед автомат, завопил – а скорее, завыл, снова впившись глазами в свирепые угли напротив:
– Отпусти ее!!! Убыо-у-ууу!!!
Существо прижало к себе Надю так, что девушка вскрикнула и побледнела от боли.
Нанас нацелил ствол автомата в голову великана. Вернее, хотел нацелить… Руки вдруг перестали его слушаться и упали плетьми вдоль туловища, выронив оружие в снег.
«Нет, – раздалось в голове у Нанаса, и он сразу понял, что к нему обращается Сейд, хотя пес не изменил своей позы, по-прежнему оставаясь недвижимым камнем. – Нет, не надо, не зли его!»
«Не злить?! – мысленно завопил в ответ Нанас. – Он же убьет Надю! Кто он такой? Что ему надо? Как вы очутились здесь?!.»
Вопросы были ужасно глупыми, но они вместе с бешено бурлящими мыслями, будучи тоже мысленными, возникали в голове сами. И Сейд ответил лишь на последний из них:
«Он заставил ее прийти. Меня не смог, но я пришел сам. Тебя я не сумел разбудить – твой разум был уже в его власти».
Может быть, Сейд рассказал бы что-то еще, но в голове у Нанаса опять зашептал, засвистел, зашипел другой, позвавший его сюда голос:
«С-с-смотри! С-с-сейчас-с-с я убью ее! Убью ее тож-ж-же… Не отпущ-щ-щу в тебя ее сущ-щ-щность… С-с-смотри!..»
Нанас понял лишь, что это, как и в случае с Сейдом, были не истинные слова существа, что это он сам «перерабатывает» в своем сознании его мысли. Но сейчас ему было не до этих тонкостей. Его поразил в самое сердце истинный смысл этих мыслей. И он не мог, ни за что на свете не мог и не хотел их принять!
– Почему?! За что?! Не смей!!! – забился в конвульсиях Нанас, будучи не в силах не только сделать ни шагу, не только пошевелить рукой, но даже и отвести в сторону взгляд.
«Не кричи! – вновь «заговорил» Сейд. – Он не понимает тебя, не слышит твоих мыслей. Твое сознание для него закрыто. Но он может понять меня. Я скажу…»
«Скажи ему, чтобы он отпустил Надю! Пусть возьмет меня!»
После недолгого «молчания» Сейд «заговорил» снова:
«Ему не нужен ты. Ему нужно, чтобы ты видел, как он ее убивает».
– Но почему?!.. – от отчаянья Нанас не заметил, что вновь закричал вслух.
«Не могу понять… точно. Но понял так, что это месть за то, что ты убил его самку…»
– Я убил?!.. Когда? Что он несет?! Скажи ему, что это бред, что такого никогда не было и не могло быть!..»
Казалось, прошла целая вечность. И за все это время четыре фигуры на заснеженной поляне оставались недвижимыми камнями, застывшими ледяными глыбами.
Ответа верного друга Нанас так и не дождался. Зато с ним самим стало происходить нечто странное… Он вдруг ощутил себя совсем не собой, словно вновь получил способность двигаться, но не волен был управлять движениями своего… нет, уже вовсе не своего, а огромного, чужого, лохматого тела. И видел он теперь не только эту лесную поляну, где находился сейчас, а тоже лес, но другой, хотя чем-то неуловимо знакомый. Он шел по этому лесу в поисках добычи. Ему было хорошо и радостно – он знал, что недалеко, скрытая сейчас от взгляда деревьями, так же идет, высматривая добычу, его женщина – самое близкое и родное создание. Потом его отвлек идущий с неба незнакомый звук. Он поднял голову и увидел, как сверху падает нечто невероятное и странное – огромная птица с неподвижными крыльями, хвост которой объяло пламенем и едким даже на вид черным дымом. Птица падала, казалось, прямо на него. Но она упала чуть дальше. И в последние мгновения перед тем, как над деревьями вспух огромный огненный шар, а по ушам словно ударило грохочущими камнями, он успел почувствовать ужас своей подруги, успел принять ее призыв о помощи, ощутить длящуюся доли мгновения боль – и… Все случилось так быстро, что она не успела передать ему свою сущность! Падая в снег, он уже знал, что остался один. Упав, он понял, что жить больше не хочет. А когда вновь поднялся на ноги – увидел опускающегося с неба человека и понял, что, прежде чем умрет сам, уничтожит причину своего безутешного горя.
Потом Нанас видел откуда-то издалека сидящего возле сосны «небесного духа», а рядом с ним – Сейда и какого-то невысокого паренька в грязной малице. У паренька были длинные сальные космы, спадающие ниже плеч из-под откинутого капюшона. Рыжие космы… Этим пареньком был он – Нанас! Он видел себя суетящимся возле «небесного духа» – Семена Будина, видел, как они о чем-то беседуют, потом
