времени.
Лемуры
Подняв голову, Шухлик заметил, что в золотом воздухе мельтешат полупрозрачные шары, кубики и пирамидки. Одни едва различимы, другие – куда темнее и тяжеловесней с виду.
Кажется, многие вроде бы общаются друг с другом, сближаясь, отдаляясь, соприкасаясь вершинами и гранями.
– Это и есть Лемуры, мой господин! – прокричал Малай, стараясь держаться подальше от кубиков и пирамидок. – Души усопших! Может, они и записаны в какую-нибудь книгу, но вряд ли в Красную! Среди них шары – добрые духи, по имени Лары, покровители своих потомков. А кубики…
Он не успел сообщить, кто они такие. Множество кубиков, целый рой, неприятно жужжа, подлетели и окружили Шухлика с Малаем.
Они теснили, подавляли и угнетали, будто загоняли в какую-то яму или клетку. Стало трудно дышать, затошнило и тяжело загудело в ушах.
Малай слабо потрескивал, как затухающая свечка.
– Вот почему это обиталище скверно, – едва звучал его голос. – Кубики – злые духи Ларвы, не нашедшие покоя после смерти. От них всего можно ожидать.
К счастью, подоспел отряд пирамидок и разогнал рой кубиков.
– Это Маны, – сказал Малай, отдышавшись. – Они на перепутье – между Ларами и Ларвами.
Впрочем, пирамидки казались вполне доброжелательными. Приглядевшись к Шухлику, одна из них улетела куда-то, но вскоре вернулась с прозрачно-бриллиантовым шаром.
Шухлик сразу проникся к нему родственными чувствами.
А пришедший в себя Малай воскликнул:
– Ах, какое сходство! Готов поклясться, мой господин, что это добрый дух твоего предка Луция!
Действительно, это был знаменитый Луций. Он обнял Шухлика так ласково, как это умеют одни лишь шары Лары.
– Вот так встреча, сынок! Не ждал! Я очень рад, хотя мне кажется, что ты попал сюда раньше времени.
– Но если здесь безвременье, как можно определить, раньше или позже? – смущённо ответил Шухлик.
Шар Луций раздулся и засверкал всевозможными оттенками чувств.
– О, ты мудр не по годам, мой ослик! Я горд и счастлив, что у меня такой наследник! Честно скажу – единственный. Ведь когда я вернул себе человеческий облик с помощью богини луны Исиды, то служил только ей одной, не помышляя о женитьбе.
И он погладил Шухлика по голове, отчего ослик ощутил себя невесомо-воздушным и прозрачным.
– Да что же мы стоим посреди дороги! – спохватился Луций. – Пойдёмте, я покажу мою обитель – острова Блаженных, где пребывают души, праведно прожившие земную жизнь. Увидите, там неплохо! Наши острова плавают, как рыбы, ныряют, как выдры, и летают клином, как журавли.
Они направились к скалистому острову, который Шухлик принял было за пупок Земли.
Кубики больше не показывались. Видно, побаивались шаров.
Изредка встречались прозрачные как слеза цилиндры, бесцветные конусы и, с позволения сказать, матовые параллелепипеды. Они парили в воздухе сами по себе, отдельно, ни с кем не сближаясь.
– Эти переходят из одного состояния в другое, – пояснил Луций. – Могут стать шарами или кубиками, а могут вернуться к новой жизни в обычном мире.
Неожиданно к ним подлетел весьма грустного вида конус.
– Хотелось бы пожаловаться, – всхлипнул он. – Странное тут существование – всё проходит незаметно, в ожидании лучшего. Ждёшь и ждёшь неизвестно чего. И будет ли оно, не знаешь! Никак не привыкну…
Конус разрыдался и покатился прочь, превращаясь то в цилиндр, то в кубик, то в пирамидку. На миг он замер, а из его вершины выплыло белое облачко, напоминавшее младенца, и тут же унеслось, растворилось в золотом мареве между небом и океаном.
– Вот и дождался! – улыбнулся Луций. – Вы видели начало ещё одной земной жизни! Иногда мне грустно, потому что на островах Блаженных нет ожидания. Поверьте, вечное блаженство тоже не сахар. Бывает, так надоест, хуже горькой редьки!
Впрочем, несмотря на эти признания, шар излучал необыкновенно весёлый, тёплый свет.
– Сынок, я ни о чём не жалею! – воскликнул он. – Я прожил праведную жизнь и радостно, открыто смотрел в лица встречных! Чего и тебе желаю. Ты, вижу, так же неугомонен, как и я в юности. Скажи, что привело тебя в эти края, куда так редко ступает нога живых?
Шухлик нахмурился, вспомнив, что очень пока далёк от своей цели.
– Ищу пупок Земли, соединяющий её с небом! Надо бы его завязать!
Шар ободряюще заискрился, словно подмигивая.
– Благородная задача, сынок! Но не из простых. Я многое расскажу тебе о пупках. И ты, надеюсь, поймёшь, где их искать и в чём их смысл…
Но, увы! Шухлику не удалось дослушать дух Луция.
Всё увиденное и пережитое так взбудоражило и сконфузило его, так много ещё хотелось ему спросить и узнать, что он совершенно упустил из виду чувство Чу.
Заскучав, устав без внимания, оно начало задрёмывать.
И Шухлик вновь постепенно погружался в густую беспросветную тьму, без дна и покрышки.
«Наверное, именно так умирают», – подумал он.
Пока ещё кое-что было видно, но с каждой секундой всё хуже и хуже. Всё меркло и глохло.
А когда Чу заснуло, сразу, едва ли не в мгновение ока, оборвалась тонкая ниточка, связывавшая Шухлика с миром безмерья и безвременья.
Исчезло жёлтое небо и золотой воздух. Как в воду канул зелёный океан под копытами. Пропали летучие острова Блаженных, до которых оставалось два шага. Сгинули кубики, конусы, пирамидки, параллелепипеды. И бриллиантовый шар Луций растворился во мраке.
Хотя напоследок к Шухлику пробились его прощальные слова:
– Настанет срок, и мы увидимся вновь! Береги свои добрые чувства, сынок! Чем их больше, тем мир лучше! Сохраняемые в душе они живут вечно. Это такая сила, которой подвластно всё – и время, и пространство, и…
И тут Шухлик окончательно перестал что- либо ощущать.
Он не помнил, как шаровидный дух Луция выдернул его, бесчувственного, из безмерья и безвременья, перенёс на границу с обычным миром, где действуют пять чувств.
– Здесь он придёт в себя, – вздохнул шар, и вдруг, словно распахнувшись, втянул внутрь себя Малая, вроде бы заключил в объятия. – Знаешь ли, братец, я тебя насквозь вижу – сверху донизу и со всех сторон! А всё- таки верю в лучшую твою половину! Береги моего потомка, служи ему верой и правдой – не то достану тебя, в каких бы краях ни скрывался…
Выпустив джинна, прозрачный шар устремился к островам Блаженства, озаряя округу бриллиантовым сиянием.
Да, не каждый, далеко не каждый, побывав в кармане пространства и за пазухой времени, благополучно оттуда выбрался. Таких случаев в истории насчитывается не более десятка.
И Шухлику улыбнулось счастье быть первым ослом, очутившимся в запредельной стороне духов и повидавшим своего далёкого славного предка.
Город колдунов
Очнувшись, рыжий ослик долго не понимал, где это он. Всё казалось ему сном, начиная с лодочника Харитона и кончая Лемурами.
Более того, он подозревал, что продолжает спать, поскольку то, что являлось взору, было исключительно чёрным или белым, с лёгкой грязцой.
Сияло за окном ослепительно белое солнце и тут же висела наполовину чёрная луна.
Чувство Чу всё дремало, устав от напряжения в краю безмерья и безвременья. А пять внешних чувств работали кое-как, с перебоями. Поэтому Шухлик различал всего лишь два цвета.
Очень странно выглядел сидевший у изголовья Малай. Среди Лемуров он, вероятно, поднабрался духовных сил и восстановил телесный облик осла – горбатенького, с пиратской повязкой на глазу. Однако виделся не красным, а чёрно-белым, полосатым, словно зебра.
Заметив, что Шухлик открыл глаза, джинн очень обрадовался.
– Наконец-то, мой господин! А то уж я начал волноваться. Хотел знахаря звать.
– Пахаря? – не понял Шухлик.
– Ну, кого пожелаете, мой повелитель! Можно ворожею, ведьму или мага. Здесь их пруд пруди!
– Да где же это мы? Ответь вразумительно! – взмолился рыжий ослик.
– Слушаю- повинуюсь и охотно отвечаю – мы на границе двух миров, в городе колдунов. Надеюсь, мой господин, тут вы отлежитесь, отдышитесь и придёте в чувства.
Но Шухлику, конечно, не хотелось напрасно отлёживаться, а не терпелось взглянуть на этот пограничный город.
Судя по останкам полуразрушенных домов, он был когда-то велик.
В незапамятные времена его построило племя блаженных и мудрых гипербореев – город вечной весны, в котором жил справедливый и счастливый народ, никогда не воевавший с соседями.
Осенью со всех концов земли собирались сюда музы и прочие гости на колесницах, запряжённых белыми лебедями. И разъезжались после праздников со щедрыми дарами.
Гипербореи охраняли границу между двумя мирами, не допуская, чтобы духи вольно проникали из одного в другой и обратно.
Но никакое племя не вечно. Минуют юность, молодость и зрелость любого народа. Наступает, в конце концов, старость.
Когда гипербореи утомились охранять покой двух миров и отправились странствовать, их город пришёл в упадок, а граница стала проходным двором.
Здесь обосновались колдуны и чародеи, гадалки и маги, ворожеи и знахари, ведьмы и ведьмаки, облакогонители, успокоители вихрей, чтецы воды и слепые собиратели говорящей травы нечуй-ветер.
Жили они среди развалин, соорудив на скорую руку соломенные крыши или стены где требовалось. Но ветхость домов их не беспокоила.
Главное, тут, между двумя мирами, особенно удобно чародействовать, призывая на помощь близкие потусторонние
