Сергей Самаров
Кроме нас – никто
Моим добрым друзьям
Александру Вячеславовичу Румянцеву
И Андрею Николаевичу Ратникову.
Часть первая
ПРИЗРАК СВЯТОГО
1
– Отставить курение… – прозвучало из темноты спокойным, но твердым шепотом, без естественного бы в данный момент раздражения. Не внезапно прозвучало, потому что шаги были слышны и силуэт пару раз высвечивался. Но с этой стороны идти могли только свои, поэтому тишину громким уставным вопросом никто не нарушил.
– Я ж с головой под камень забрался, товарищ майор… – узнав голос Солоухина, сказал старший лейтенант Семарглов, наполовину шутливым и даже слегка просящим тоном. Характер у него легкий и позволяет так разговаривать со старшими по званию. Обычно это оппонента обезоруживает и переводит разговор с приказного на почти бытовой уровень. – Меня ж, как крота, не видно ни сверху, ни снизу, ни со стороны, ни изнутри…
– И я не видел… Видеть вовсе не обязательно… И никогда из тебя с такими разговорами настоящего спецназовца не получится… – оказавшись рядом, в большой яме под резко скошенной каменной скалой, майор заговорил уже спокойнее, но с некоторой обреченностью. – Отставить, я сказал…
Старший лейтенант вздохнул и послушно затушил сигарету о камень, ухмыляясь тому, как сидящий рядом с ним младший сержант Симаков жадно втягивал ноздрями остатки сигаретного дыма. Старший лейтенант обещал дать младшему сержанту пару раз затянуться, но не успел.
Майор Солоухин шмыганье чуткого и объемного сержантского носа тоже уловил.
– Видишь, Василий Иванович, даже Симаков носом шевелит… Он курящий, а чувствует… А кто не курит, за пару километров запах поймает… Учти на будущее – на время операции курить бросаешь! Последний раз говорю…
Теперь, несмотря на спокойный и даже уравновешенный тон, старший лейтенант понял серьезность предупреждения и не решился перевести разговор в шутку.
– Так точно, товарищ майор, понял…
– И хорошо. Что тут у вас?
– Со стороны основного направления никакого движения. И ни звука. С противоположной стороны, от кишлака, практически тоже ничего. Только один раз кто-то из-за поворота ущелья выходил. С фонарем. Себе под ноги светил. Что-то искал как будто…
– Может, сигнал подавал? – переспросил майор.
– Мне тоже так, товарищ майор, показалось, – сказал младший сержант сиплым от легкой простуды голосом. Ночь среди камней в горах не равнозначна долгому дню на солнечном пляже! Это уже давно известно, и на севшие голоса участников ночных операций никто внимания не обращает. – Там, похоже, какая-то периодичность была.
– Сигнал обычно поверху подают, – не согласился старший лейтенант Семарглов. – Иначе его только в узком секторе видно. И если сигнал, то чаще просто мигают… Включают и выключают…
– Необязательно, – теперь уже младший сержант не согласился. – Можно просто фонарем покачивать. Кто знает, тот поймет.
– Периодичность, говоришь…
– Как будто под какую-то мелодию… Медленную, протяжную… Как муэдзин поет…
– Мне показалось, это просто в такт шагам, – высказал свою версию старший лейтенант. – По камням человек шел, спотыкался, под ноги светил. Оттого и такт неровный…
– Молитва… – задумался майор. – Что-то я слышал про такие сигналы… Где-то это уже было… Ладно, посмотрим…
Майор к доводам младшего сержанта прислушивался больше, чем к размышлениям старшего лейтенанта, и странности в таком своем отношении не видел. Младший сержант уже год в спецназе воюет, а старший лейтенант месяц как был прикомандирован из десантуры и после короткой подготовки отправлен сюда. Глупость, конечно, несусветная – просто так вот взять и создать два батальона спецназа, чуть-чуть поднатаскать их и загнать сразу в Афган. Раньше здесь всего одна отдельная рота спецназа ГРУ воевала. Подготовленная без спешки и с толком. Еще в Союзе каждый солдат, не говоря об офицерах, ползком десятки километров одолел, а бегом сотни… Здесь это очень сгодилось. Рота в самом Кабуле квартировала и по всему Афгану моталась из боя в бой. Отсыпались, сидя в вертолетах. Но так эта рота воевала, что за три года беспрестанных боев потеряли только одного человека убитым и одного раненым. Вот командование и решило усилить спецназ численно. Солдат-то нашли и даже подготовить сумели. А где офицеров взять? Офицер спецназа должен десятикратно превосходить по подготовке солдата, а кто отпустил на это время?.. Собирали с миру по нитке, формировали батальоны и из танкистов, и из артиллеристов, и из десантуры, и из мотопехоты, учитывая индивидуальную физическую подготовку и не учитывая при этом мнения опытных спецназовцев – брать следует не тех, кто умеет драться, не единоборцев, а тех, кто умеет терпеть, кто особенно вынослив, – бегунов-стайеров, лыжников, биатлонистов. Однако командованию всегда виднее. Пусть и из лучших набирали, но и этого было мало. И мало кого беспокоила мысль о том, что подготовка офицеров спецназа ГРУ – дело многолетнее и специфическое.
Плоды сказались сразу – большие потери. Такие потери, которых не знали в роте, подготовленной без спешки и именно по полной программе спецназа ГРУ… Но одновременно с этими потерями и учились. На собственной крови…
– На вчерашние сигналы не похоже? – спросил майор, глядя на рядового, третьего члена маленького временного поста.
– Совсем другие, – категорично ответил тот. – Вчера поверху фонарем махали. Будто склон осматривали…
– Ладно. Продолжайте наблюдение, обе стороны контролируйте… – сказал майор, одним рывком выпрыгнул из ямы и шагнул на тропу, полого поднимающуюся по склону горного хребта. Следовало и другие посты опросить.
Мягкие стоптанные кроссовки ступали по каменистой почве почти бесшумно. Спецназовцы сами покупали себе на базаре кроссовки. В стандартной армейской обуви по горам бегать – врагу не пожелаешь. А они себе не враги.
Спать особенно хочется ближе к утру. Невыносимо хочется. Глаза сами собой закрываются. И бороться с этим практически невозможно. Так глаз человеческий устроен, что время от времени ему необходимо мигнуть. Думаешь, что просто мигаешь. И только потом понимаешь, что глаза сами собой закрылись и ты, против воли своей, от себя такого не ожидая, упал в сон. Всего-то на несколько секунд. Может быть, на минуту. И просыпаешься в испуге. Спать на посту – преступление. И пусть не один ты на посту, пусть еще две пары глаз утомляются, всматриваясь в темноту… Где гарантия, что они не закрываются точно так же, как твои глаза. А наблюдение необходимо обеспечить непрерывное…
Старший лейтенант Василий Иванович Семарглов всегда считал себя человеком бессонным, то есть способным переносить отсутствие сна спокойно, как и положено офицеру. А сейчас чувствовал себя так, словно никогда раньше и на посту-то не бывал. Правда, на таком посту он никогда не был. Любой пост там, по другую сторону границы, в Советском Союзе, никак нельзя сравнить с постом в Афгане. Здесь и ответственность несравнима. И, казалось бы, ответственность должна мобилизовать организм. А она, наоборот, искушает…
Первая операция всегда – испытание. Но Василий Иванович, бывший старший лейтенант десантных войск, ныне старший лейтенант спецназа ГРУ, всегда считал себя хорошо подготовленным и физически, и психически для того, чтобы стать хорошим воином. И сейчас недоумевал, отчего так слипаются глаза…
Отправляясь в Афган, старший лейтенант Семарглов думал, что там ему будут сниться сны о доме. А оказалось, что ему здесь вообще ничего не снится. Даже когда засыпаешь по-настоящему, впечатление складывается такое, что на мгновение проваливаешься в тьму, и тут же глаза открываешь. Оказывается – несколько положенных часов спал. Точно так же, как на посту, когда только на миг глаза смыкаешь. И вообще непонятно, спишь ты или нет…
– А мне даже раз курнуть не удалось… – вздохнул младший сержант Симаков. Так тяжко вздохнул, словно ему показали и не дали единственный за целую неделю кусок хлеба.
– Будем привыкать… – скорее сам себя успокаивая, чем младшего сержанта, сказал старший лейтенант Семарглов. – Некурящие в самом деле запах издалека чуют… Беда с этими некурящими…
Возвращался майор тем же путем через час с небольшим, когда рассвет не пришел, а свалился на ущелье. Сначала небо слегка посветлело, а потом солнце резко, рывком, словно совершая побег из плена, вырвалось из-за хребта, покрытого вцепившимися в камни облаками. Но ночную прохладу оно сразу прогнать не смогло. Жара наступает обычно часа через три-четыре, наваливается мутной липкой субстанцией, которая даже думать мешает, а уж шевелиться в эту жару совсем желания не появляется. Тогда уже солнце радости доставлять не будет никому – это знали все, и спецназовцы, и моджахеды, и просто мирные жители окрестных кишлаков, если здесь есть все же мирные жители, как в этом кто-то пытается спецназовцев уверить. Сами они, и не без оснований, в этом сильно сомневаются.
– Все спокойно? – спросил майор старшего лейтенанта Семарглова, который на этот раз не курил, и даже запаха сигаретного дыма в окопе не чувствовалось – внял, кажется, уговорам.
– Опять не пришли… – посетовал старший лейтенант.
– Продолжать наблюдение. Появятся… Обязательно появятся… – Майор собрался покинуть окоп и шагнуть на тропу, но, ухватившись рукой за каменный бруствер, остановился и обернулся. – Курить хочется… – скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал старшему лейтенанту.
– Хочется, – обреченно сознался тот. – Аж в горле, товарищ майор, все дерет, до кашля…
– Бросай…
– Много раз пробовал. Не получается… Говорят, бросить курить в десять раз труднее, чем бросить пить…
Майор положил руку старшему лейтенанту на плечо. Прямо и жестко в глаза посмотрел:
– Ты бросил курить. Это я тебе обещаю. Больше, Василий Иванович, никогда не захочешь… Запомни…
– Я запомню, товарищ майор…
Солоухин опять собрался уходить, но снова остановился.
– Скажи-ка, старлей, а тебя давно по имени-отчеству начали звать?
– Со школы… Тогда анекдоты про Василия Ивановича в моде были. Я сначала даже обижался, потом привык…
– Я так и думал, что с детства…
Майор просто развернулся, выпрыгнул из укрытия и пошел. И опять его мягкой поступи было совсем не слышно…
Три дня назад майора Солоухина вызвали в штаб. Обычный вызов, какой всякий раз бывает перед новым заданием, и даже
