актов в летний сезон двадцать пять миллионов долларов. Очень большие деньги в сравнении с тем, что выделялось раньше. Следовательно, и задачи ставятся необычные… Неизвестные нам задачи! Но нам известно, что деньги на настоящий момент уже находятся в Чечне. Известен даже путь доставки… Но мы, к сожалению, опоздали буквально на несколько часов, чтобы захватить курьеров – осведомители, как это, к сожалению, часто бывает, оказались медлительными. И деньги уже в горах… И мы не знаем, у кого они… Но мы знаем другое, что предоставляет нам последний шанс в корне пресечь множество терактов в российских городах и на территории самой Чечни! Мы знаем, что состоится некое подобие съезда активных террористических групп, где будут эти деньги делиться. Съезд будет проходить именно здесь… – Карандаш полковника несколько раз утвердительно и категорично стучит тупым концом по контуру пещерных образований в карте.
– Рисковые ребята, – радуется чему-то непонятному Сохно. – В эти места весной не каждый добровольно пойдет. Там селеопасные участки друг друга погоняют. И усердия при этом не жалеют…
– Резонно. Я вашу мысль принимаю и понимаю. И боевики – тоже… Именно это, очевидно, и сыграло решающую роль в выборе места. Террористы считают, что мы не подумаем о таком опасном лагере. И потому именно его выбрали. За свою безопасность они уверены. Группы располагают опытными проводниками, знающими там каждую пядь земли.
– Наша задача? – напрямую спрашивает Согрин, всегда предпочитающий более конкретную постановку вопроса.
– Ваша задача является составной частью общей задачи. Общая же задача такая – дать боевикам возможность собраться, припереть их к хребту и там уничтожить с применением авиации, артиллерии, и войсковых соединений…
– А пещеры? Если они дойдут, то…
– А пещеры – это и есть задача вашей группы. По нашим данным, с этой стороны хребта есть три входа в пещеры. Их необходимо взорвать и завалить тогда, когда боевики подойдут уже достаточно близко, и стянутые в район войска успеют завершить блокирование всех выходов. Момент взрыва – самая большая сложность в выполнении задачи. И для этой цели выбрали именно вас, как наиболее надежных… Если взрыв произойдет раньше времени, войска не сумеют завершить блокирование, и боевики смогут уйти. Если совершить его поздно, то вы сами не сможете уйти с места действия, потому что взрыв неминуемо повлечет за собой сход массы подтаявшего снега и селевой поток. Если вообще его не совершать, то они, как вы правильно заметили, уйдут в пещеры, и там их можно будет безрезультатно искать в течение десятков лет…
– Приятная перспектива. – Сохно чешет нос кулаком. – По крайней мере, наша группа тогда до самой пенсии без работы не останется…
– Другая сложность в том, – продолжает полковник, – что забросить вас туда вертолетом нельзя. Вертолет может спугнуть боевиков, и они просто изменят место встречи, а мы не сумеем вовремя узнать новое место. Сами понимаете… Значит, придется трое или даже четверо суток тащить на себе солидный груз взрывчатки. И вы должны пройти хотя бы за сутки до них, чтобы на следующий день ваш свежий след на не слишком популярной тропе подтаял и выглядел старым.
– Бедные мои узенькие плечики, – теперь Сохно растирает себе широченные плечи.
Полковник на его реплики внимания не обращает. Или уже слышал, что это обычная манера поведения подполковника со старшими по званию, или уже просто привык, определив по нескольким словам характер человека. С опытными офицерами ФСБ такое случается.
– Третья сложность. Координация действий будет проводиться только после завершения блокирования и строго в шифрованном режиме – выбор пал на вашу группу еще и потому, что среди вас есть шифровальщик… По данным нашей разведки, в одном из отрядов боевиков есть современные американские высокоэффективные переносные средства радиоперехвата. Поэтому работать придется даже без обычных «подснежников» [7], если не хотите, чтобы вас услышали.
– Но мы можем и захотеть, – говорит Сохно.
Полковник согласно кивает, понимая Сохно с полуслова.
– Мы допускаем варианты радиоигры. Но проводить ее возможно тоже только после завершения блокирования. Вот так, товарищи офицеры. Это почти все. Дополнительные данные получите недалеко от места действия от опытного законспирированного агента, работающего у боевиков. Встретитесь с ним в условленном месте, – полковник, почти не глядя, тычет пальцем в карту. – Он и будет усилением вашей группы… Что касается дополнительного усиления…
– Не надо. – Согрин был категоричен.
– Не надо – значит, не надо, – согласен полковник ФСБ.
Сохно тоже заглядывает в карту. Смотрит недолго. Плечами пожимает.
– Местная агентура – это всегда хорошо, но не всегда надежно. Там посмотрим, что это за фрукт… Как мы узнаем его?
Полковник делает значительную паузу, подчеркивая этим важность последующих слов.
– Он вас знает… Лично… Это, кстати, и его собственная просьба – задействовать в операции именно вас…
– И этого замечательного человека зовут?… – интересуется Кордебалет.
– Этого не знаю даже я, – говорит полковник. – И не могу вам дать никаких конкретных данных относительно личности и даже внешности этого человека. Единственное, что мне известно, официально – он арабский наемник. Говорят, когда-то преподавал в Саудовской Аравии диверсионное дело, и считался жестким, но лучшим инструктором в диверсионной школе. Его выпускники и сейчас гордятся, что прошли такую суровую школу. По крайней мере, так нам сообщал один из пленных наемников-арабов. Кто этот человек в действительности – это, как вы понимаете, совсем не важно ни для вас, ни для меня, ни для окружающих!
Полковник умышленно сделал ударение на последнем слове, будто бы он-то знает и кое-что еще, но говорить во всеуслышание не намерен.
– Пустяк, казалось бы, а все равно приятно пользоваться международной славой, – смеется Сохно. – Хотя никогда не думал, что имею авторитет в арабских странах. Среди чечен – было дело. Когда я уже не был капитаном, они меня звали капитаном. В антракте между двумя войнами [8] . А вот арабы…
– Я знаю только, что это агентура, но агентура не наша, хотя и нам дает сведения, – уточняет полковник ФСБ.
– И не наша, – говорит Согрин. – Иначе он сотрудничал бы с нами…
– Я даже не знаю, чья это агентура. Слышал, что это человек, вроде бы, из какого-то спецподразделения ООН.
– Антитеррористическое подразделение «Пирамида»? – предполагает Кордебалет. – Тогда понятно и знакомство с нами. Мы сотрудничали…
– Может быть. Я не знаю. Итак, вопросы по существу дела есть?
– Естественно. – Сохно опять, теперь уже более энергично, чешет кулаком многократно сломанный нос. – Как нам без вопросов. Нам без вопросов не прожить.
– И вот первый вопрос, – сразу приступает к делу полковник Согрин…
В рюкзаках запас взрывчатки для основательного завала всех входов в пещеру – плечи на привале, кажется, взлетают, когда с них сбрасываешь тугие лямки. И самому без груза взлететь хочется, как воздушному шарику, – такая легкость в усталых ногах появляется… И это несмотря на то что рейдовое снаряжение само по себе на полста килограммов тянет. Взрыватели, естественно, в стандартных крепких коробках с жесткими внутренними ребрами, в рюкзак со взрывчаткой эти коробки не положишь – и они рассованы по карманам «разгрузки». Взрыватели имеют обыкновение показывать свой вспыльчивый характер при ударе. Потому лучше не падать так, чтобы жестко соприкоснуться карманом, загруженным такой коробкой, с чем-то жестким. И, случись бой, не стоит на бронежилет рассчитывать… Трижды беречься надо, чтобы взрыватели не сработали от детонации. Сдетонируют они – конечно, не убьют, спасет бронежилет. Но в этом случае вопрос стоит даже не в том, что себя сберечь хочется, а в том, что без взрывателей группа выполняет бесполезную работу – тащит груз, которым не сможет воспользоваться…
К месту поворота с тропы они подходят, как и рассчитывали, через час. Но еще за десять минут до этого Сохно начинает беспокойно поглядывать влево вниз. Словно чувствует, что кто-то оттуда за ними наблюдает.
Согрин смотрит на часы.
– Привал делать не будем.
Молчание звучит красноречивым согласием. Им осталось всего-то – спуститься до леса. Это минут сорок пути в нормальное время года, даже в разгар зимы и в пору морозов. Но спускаться предстоит по вязкому подтаявшему снегу, по целине, утомляющей больше, чем несколько часов прохождения тропы. Кроме того, следует быть особо осторожным, потому что снежный наст в таких местах имеет дурную привычку сползать по склону. Тем не менее после спуска группу ждет большой отдых, и отдыхать перед большим отдыхом нет смысла.
2
Приказ категоричный – экономить заряд аккумуляторных батарей, которые могут понадобиться вскоре, и потому пользоваться фонарями только в случае крайней необходимости. А уж про факелы, использовать которые предложил кто-то из темноты, – еще категоричнее:
– Запах дыма почувствую – пристрелю…
Это сказано скучно, будничным безразличным голосом. Эмир Абдул Мадаев вообще человек скучный – посмотришь со стороны, вроде бы всегда в полусне находится, даже глаза слегка прикрыты, хотя все прекрасно видят. Даже то видят, что другие стараются от него скрыть, надеясь на внешнюю невнимательность эмира. И потому, случается, попадают в трудное положение. И еще он никогда не проявляет эмоций. Кто-то говорит, что эмир Абдул хладнокровный, как змея. Наверное, это тоже правда, но Абдул даже расстреливает равнодушно, словно бы походя. Беслан сам видел. Когда минометчик Гирей хотел повеселиться и пленному солдату голову отрезать еще живому, эмир Абдул, проходя мимо, просто пристрелил испуганного русского мальчишку, и, не останавливаясь, пошел дальше. Не из жалости пристрелил. Просто, чтобы Гирей не возился и время не терял. Потому что сразу после этого Мадаев приказал джамаату продолжать путь. И сейчас никто не сомневается – что-то будет не так, эмир Абдул не постесняется привести угрозу в исполнение.
– А жрать как?… Чай как вскипятить?…
– Двое суток всухомятку переживете. Не впервой.
– Курить-то можно? – ворчливо спрашивает тот самый минометчик Гирей. Он сигарету изо рта не выпускает никогда. Даже когда не курит, например, в засаде – сосет ее, как соску.
– Хоть круглые сутки, – отвечает эмир Абдул. – Только с сигаретой к выходу не суйся.
И в темноте слышатся его удаляющиеся шаги. Отходит куда-то по узкому коридору. Неторопливо и уверенно отходит, словно видит в темноте, как кошка. И не слышно, чтобы спотыкался.
– Беслан! Ко мне! – слышится его голос уже из глубины большой пещеры.
– Не споткнись, – со смешком шепчет злобный весельчак Гирей.
