– А хочешь, мы ее в Питер заберем? – предложил Сергей.
– Где же она жить-то там будет? Сия девица не для городской квартиры…
– Есть место, недалеко от города, – загадочно улыбнулся Сергей. – У меня там что-то типа тренировочной базы… Кстати, там и тебе тоже будет чем заняться. Ты не думал передать свой опыт и умения молодежи, а, Федор? Ты же, как я понял, офеня-то из последних… Нельзя, чтобы эти уникальные знания пропали, и так много уже утеряно безвозвратно!
– Не боись, паря, земля русская все в себе держит, ничего в ней никогда даром не пропадает, – усмехнулся Федор. – Придет час и все людям возвернется… Но если есть толковые ребята, может, и подвезет найти близкую душу. Загодя загадывать нечего… На месте разберемся!
– Ну, тогда давай выпьем еще и за наше общее будущее, – предложил Сергей, наливая по второй. – За жизнь и ее милосердие к нам!
– Давай! – согласился Федор, принимая от него полную рюмку, и неожиданно вспомнил разговор с Леонидом в самолете на пути в Благовещенск. Тот тогда еще спрашивал, есть ли у офеней чувство милосердия…
Придержав рюмку у рта, Федор замер. Он вдруг ясно понял, что перед Питером ему надо заехать еще в одно место… Там, наверное, его милосердия уже давно заждались…
Глава шестнадцатая
Через три месяца на террасе комфортабельного дома в живописном предместье городка Архаварес, который даже на самой подробной карте Панамы мог бы найти только въедливый географ, раздался телефонный звонок.
Женщина «в интересном положении» с уже приметным животом не спеша сошла по ступеням террасы в сад, держа в руке мобильный телефон.
Загорелый мужчина, улыбнувшись, потянулся из плетеного кресла-качалки к ней и обнял за располневший стан, прижимаясь щекой к ее животу. Она с нежностью потрепала его по волосам и, мягко отстранившись, протянула ему трубку.
– Тебя к телефону, – сказала она и, отдав ему трубку, пошла обратно в дом.
Он, откинувшись на спинку кресла и раскачиваясь, поднес трубку к уху:
– Халлоу…
– Халлоу-халлоу, – передразнил его в трубке низкий мужской голос и продолжил по-русски: – Здорово, паря! Запиши-ка себе кое-что на заметку…
Продиктовав несколько цифр, голос спросил:
– Ну что, все успел записать?
– Все…
– Остальное пришлю с вещей птицей-вороном… жди! – помолчав секунды две, чтобы до его собеседника дошло, о ком идет речь, голос попрощался: – Ну, покедова, паря, будь здоров, жене с сыном привет передавай, а будете в наших краях – милости просим!
– Нет уж, лучше вы к нам… – рассмеявшись, ответил с интонацией артиста Миронова мужчина и со смехом откинулся на спинку качалки. – А может, и правда, Федор, к нам рванешь?
– Не, паря, я жару не выношу! Мне и в вашем болоте хорошо! К тому же я теперь не один…
– Ну что ж, спасибо тебе! За все спасибо… Да, кстати, а как там все прошло?
– А ничо, нормально, – в голосе послышался смех. – Гостинец доставлен по назначению… Да тебе потом Мишка все расскажет.
– Ну хорошо, счастливо!
Положив трубку, мужчина задумчиво откинулся на спинку кресла-качалки, сложил бумажный листок с рядком цифр вчетверо и, засунув его в нагрудный карман, с удовлетворенной улыбкой прикрыл глаза.
Через несколько мгновений он уже сладко посапывал.
Если бы кто-нибудь умел подсматривать чужие сны, он был бы очень удивлен, увидев странное содержание сна этого мужчины… Он бы увидел, как чьи-то большие мозолистые руки аккуратно вкладывают пластиковый пакет с компьютерным жестким диском в какой-то ящичек, очень напоминающий банковскую ячейку, и закрывают дверцу маленьким ключиком, кажущимся в этих огромных руках просто игрушечным.
– Лежи покедова, – произносит низким, уже знакомым нам голосом герой сна и, похлопав по дверце ладонью, выходит за тут же закрывшуюся за ним тяжелую герметичную дверь с эмблемой одного из надежных банков Швейцарии.
«Лежи покедова…» – раздробившись на множество фраз, разносится последним эхом под сводами меркнущего сознания сидящего в кресле-качалке мужчины, и он погружается в глубокий сон без образов и звуков, где царит лишь одна симфония покоя – абсолютное безмолвие.
А в это время, далеко-далеко от Панамы, в славном городе Новосибирске, генерал Визорин, лежа на больничной койке, читал письмо, которое доставили ему в серебристом «дипломате» вместе с коробкой компьютерного жесткого диска. «Дипломат» накануне был подброшен в Контору, где его с большими предосторожностями вскрыли, опасаясь взрыва. Обнаруженные в нем диск, письмо и фотография с изображенными на ней трупами были тут же переданы Слепакову.
Стоя за плечом начальника, Слепаков еще раз прочел набранные на компьютере строки, невольно цепляясь взглядом за ошибки:
«
Опустив письмо, Визорин оглянулся на Слепакова:
– Проверили? Тот диск или?…
– Тот, товарищ генерал, – подтвердил Слепаков, выходя из-за его спины. – Да и «дипломат» опознали, Круглов везде носил его с собой. Можно надеяться, что информация никуда не ушла, если верить этим «патреотам»… – Слепаков осторожно посмотрел на начальника, ожидая его реакцию.
Визорин с облегчением выматерился, разглядывая фотографию и чувствуя, как его отпускают напряжение и тоска последних дней. В голове у него вдруг оформилась мысль, что даже если это и не «братки-патреоты» подкинули им посылку, то все равно это знак, что информация никуда не уйдет, а те, кто ею владеют, будут немы как могила, не пуская свою осведомленность дальше границы. Откуда взялась эта уверенность, он даже не захотел задумываться, но на душе у него вдруг стало спокойно.
То, что диск теперь у них в руках – это хорошо, да и фотография вполне убедительная. А как эту историю повыгоднее подать в Москву – он придумает – не обязательно посвящать «верх» во все детали успешного завершения операции. Так что теперь можно было надеяться и на пенсию…
В это же время, на юго-востоке от Новосибирска, его спокойствия совсем не разделяли. Даже наоборот…
Обхватив в отчаянии голову руками, сидел за столом, заваленном бумагами, преемник Круглова, полковник Сазонов. За окном бушевала непогода, от шквальных порывов ветра с дождем подрагивали стекла, но Сазонов ничего не слышал, уставившись оцепеневшим взглядом в два документа, лежащие перед ним. Эти документы накануне были обнаружены в сейфе-тайнике в кабинете Генриха Модестовича Граховского. Одним из них было секретное распоряжение «О проведении анализа волокон Туринской плащаницы», а вторым – тезисный отчет Граховского о проделанной работе. Взгляд Сазонова остановился на нескольких строках: «Достигнуты положительные результаты по выделению клеток крови из прилагаемых волокон и трансплантации полученного ядерного материала в энуклеированную яйцеклетку реципиента». Ниже излагались подробные данные о женщине-реципиенте, вынашивающей клона того, чьи следы крови сохранились на древнем покрывале. И было в ее имени что-то поэтическое, есенинское…
Из памяти неожиданно всплыло изображение фрески художника Синьорелли в одном из соборов итальянского города Орвието, где Сазонов побывал со своей покойной женой в их единственную заграничную турпоездку. Та фреска его тогда так сильно поразила, что он долго не мог забыть ее. Она изображала Антихриста, и лик его был копией лика Христа, правда, с иным выражением: «горделив, уныл и неуверен» – так выразилась гид, которая и объяснила, что Антихрист или «Противохристос», по словам византийского богослова Феофилакта Болгарского, – не сатана, а некий человек, принявший всю его силу, – Самозванец, носящий маску Христа, но его отрицающий и стремящийся занять место Назарянина и быть за него принятым. Святое писание обещало, что когда состоится их встреча, Антихрист погибнет…
У Сазонова зашевелились волосы на голове, когда перед его глазами вспыхнули слова из Апокалипсиса, огненным росчерком пропоровшие черные строки злополучных документов: «И он собрал их на место, называемое по-еврейски Армагеддон»…
А. Неклюдов. Приключенческий роман или пророчество?
Бытует мнение, что бестселлеры (а данная книга обещает стать таковым) создаются в считанные… если не дни, то хотя бы месяцы.
Роман Неониллы Самухиной «Операция „CLONдайк“» писался 13 лет!
И это чувствуется во всем – в тщательности проработки сюжета, в образности («кинематографичности») текста и его насыщенности деталями, придающими повествованию столь необходимую достоверность. А также в обширности материала, использованного в книге. Здесь и сведения из области современных биологических исследований, и «внутренняя кухня» секретных служб, и оригинальные жизненные зарисовки. Например, воспоминания главного героя романа Леонида о том, как его бабушка в деревне «гнала горилку» и как он, мальчишка, уверенный, будто это нечто сказочно вкусное, однажды ее попробовал. Или рассказ Есении, возлюбленной Леонида, о своей юности, когда она упорно училась петь, совершенно не обладая музыкальным слухом и все песни исполняя на мотив «Трех танкистов».
Из этого богатого материала и выстраивается художественная реальность, в которой естественным образом соединяются романтическая любовь и жуткие кровавые сцены, научные рассуждения, дискуссии персонажей и крутые бандитские разборки со стрельбой и трупами, чувственные эротические сцены и мрачные пророчества, соединяется трагическое и смешное, возвышенное и низкое, реальное и фантастическое. В связи с этим невозможно однозначно определить жанр этой книги, как, наверное, невозможно определить «жанр» самой нашей жизни – мелодрама это или детектив, комедия или бытовой роман, – ибо в ней (в жизни) есть все. Что же отличает произведение Неониллы Самухиной от реальной действительности, так это крайняя напряженность, «плотность» описываемых событий, их художественная яркость и течение, заданное автором и законами литературы.
