полнолуние.
…Она облокотилась на перила, подняв головку с растрёпанной шевелюрой — ого, шпильки значит, мы не признаём в принципе? — в лунном свете блеснули глаза. Чуть прищурившись, я сфокусировал зрение, пытаясь в деталях разглядеть личико. Оп-па, вот так сюрприз. Тонкий нос, брови вразлёт, нежный изгиб губ, такие точёные черты, пальчики оближешь. На высокий лоб упала тёмная прядь — интересно, какого она оттенка? Лиа Эрианор, досадливо поджав губки, отбросила её движением головы, и вдруг… запела. Я замер. Боже всемогущий, что она делает?! Это… это невозможно! Низкий, чуть хриплый голос, казалось, откуда в такой хрупкой девочке такие богатые, бархатистые переливы? Незнакомые слова, но проникающие до глубины души, до самых потаённых уголков, как стрелы, бьющие точно в цель. Песня плыла над садом, и казалось, всё замерло, наслаждаясь. Я купался в этих звуках, прикрыв глаза и впитывая всем существом этот божественный напиток, понимая, что пропал. Тоска, одиночество, и в то же время страсть околдовали меня, хоть в этом мире и не существовала магия. Пой, милая девочка, пой ещё, твой сладкий голос завораживает…
— Лиа, что вы делаете?! — испуганный, полный ужаса, голос служанки.
Да чтоб тебе кошмары неделю снились!! Сгинь, недоразумение! Песня прервалась. Я выдохнул сквозь стиснутые зубы, душа рвалась к этой малышке, хотелось подняться и… что и? Сердце колотилось, как сумасшедшее, в крови полыхал настоящий пожар. О, что-то новенькое. У меня появились вдруг чувства? От одной только песни?
— А что? — в божественном голосе прорезались недовольные нотки. Она и говорила так, что заслушаешься. — Я опять совершила что-то ужасно неприличное?
О да, маленькая моя, ты даже не представляешь, что ты натворила. Ты перевернула мой мир, вот что ты сделала.
— Вам нельзя петь! — служанка нарисовалась на балконе и ухватила лиа Эрианор за руку. — Немедленно вернитесь в спальню! вы… вы беду накличете!
— Ой, да ну тебя в болото, — с досадой выругалась девчонка, выдернув локоть и отвернувшись. — То нельзя, это нельзя! Что тут вообще можно?!
— Разноцветным нельзя петь, — непререкаемым тоном заявила служанка. О, это как? Это почему это интересно? Никогда не слышал. Кстати, я и никогда не слышал также, чтобы кто-то из цветных пел, действительно. — Вернитесь в спальню и переоденьтесь, лиа.
— Блин, сдохну я тут со всеми вашими запретами!
И она ушла. Нет-нет, маленькая моя, не сдохнешь. Игра началась, и я готов сыграть по-крупному! И для начала, выясню, почему же цветным девочкам нельзя петь. Перебирая в памяти чудесные звуки голоса, я вернулся к себе и сразу направился в библиотеку. В моём доме находилось самое большое собрание книг в городе, наверняка найду среди этого бумажного хлама нужную информацию. Должно, должно где-то быть объяснение!
Эрианор
Я на некоторое время опять осталась одна. И слава богу, задолбали эти слуги, вечно суют нос куда не надо! Толстый том по правилам местного флирта лежал, раскрытый на десятой странице, а до пресловутого Вечера Первой Игры оставалось всего два дня. Растудыть твою в качель да три раза через забор!! Предстояло ещё продумать, как тут ввергнуть в ступор всю местную аристократию, намеревавшуюся всерьёз играть в фарс, называемый Выбором. Ну я вам всю малину испорчу, чесслово! Это как так, блин, я не имею права решать, за кого замуж пойду?! Кстати, это ещё большой вопрос, пойду ли. Кого тут предупреждать надо, что я не нанималась спасать мир и наставлять на путь истинный плохих парней путём окольцевания?
Распутав творение горничной, и решительно избавившись от кучи шпилек и заколок, я расчесала полосатую гриву, непривычная тяжесть клонила голову назад. Ну и ладушки, хоть сутулиться перестану. В окно светила полная луна, и вдруг охватила тоска. Снова вспомнились ужасные картинки собственных похорон и потерянное лицо мужа, с трудом удержалась от слёз бессилия. Набросив на плечи домашнее платье, я вышла на балкон. Душа требовала… чего? Хотелось петь. Там, в родном мире, пела только по пьяни, и под фонограмму, голосом не обладала ни в какой мере. Сейчас… сейчас тоска рвала грудь острыми когтями, и единственным способом избавиться от неё была песня.
Я вышла на балкон, облокотилась на перила. Строчки сами всплывали в памяти, и я поддалась искушению. Прикрыв глаза, запела, неожиданно низким, приятным голосом.
They call me The Wild Rose
