рука небес. Никто не может выстоять перед тобой. Безусловно, ни один вампир.
— Вы боитесь меня? — спросил Саймон.
Он практически сразу пожалел, что сказал это. Ее зеленые глаза потемнели как грозовые тучи.
— Я? Боюсь тебя? — Затем она взяла себя в руки, ее лицо разгладилось, выражение лица смягчилось.
— Конечно, нет, — сказала она. — Ты умен. Уверена, что ты поймешь здравый смысл моего предложения и присоединишься ко мне.
— И в чем именно заключается предложение? В смысле, я понимаю часть, где мы сокрушаем Рафаэля, но после этого? На самом деле я не ненавижу Рафаэля, или хочу избавиться от него только, чтобы избавиться от него. Он оставил меня в покое. Это все чего я хотел.
Она сложила руки перед собой. На левом среднем пальце, поверх материала перчатки, она носила серебряное кольцо с голубым камнем.
— Ты думаешь это то, чего ты хочешь, Саймон. Ты думаешь, Рафаэль делает тебе одолжение, оставляя тебя в покое, как ты выразился. В действительности он изгнал тебя. Сейчас ты считаешь, что тебе не нужны другие из твоего вида. Ты довольствуешься теми друзьями, что у тебя есть — людьми и сумеречными охотниками. Ты довольствуешься тем, что прячешь бутылки с кровью в своей комнате и лжешь своей матери о том, кто ты есть.
— Как вы…
Она продолжила, игнорируя его.
— Но что будет через десять лет, когда тебе должно быть двадцать шесть? Через двадцать лет? Тридцать? Ты думаешь, никто не заметит, что пока они стареют и меняются, ты нет?
Саймон ничего не сказал. Он не хотел признавать, что не заглядывал так далеко. Что не хотел заглядывать так далеко.
— Рафаэль учил тебя, что другие вампиры не сулят ничего хорошего для тебя. Но это не обязательно должно быть так. Вечность, долгий отрезок времени, чтобы проводить его одному, без остальных из твоего вида. Остальных, которые понимают. Ты можешь дружить с сумеречными охотниками, но ты никогда не будешь одним из них. Ты всегда будешь иным и чужим. С нами ты можешь стать своим. — Когда она наклонилась вперед, белый свет ее кольца вызвал острую боль в глазах Симона.
— У нас есть тысячелетние знания, которыми мы можем поделиться с тобой, Саймон. Ты можешь узнать, как сохранить свою тайну, как есть и пить, как произносить имя Господа. Рафаэль безжалостно скрыл эту информацию от тебя, и даже заставил тебя поверить, что ее не существует. Она существует. Я могу помочь тебе.
— Если сначала я помогу вам, — заметил Саймон.
Она улыбнулась, и ее зубы были белыми и острыми.
— Мы поможем друг другу.
Саймон откинулся назад. Железный стул был жестким и неудобным, и он внезапно ощутил усталость. Посмотрев вниз на свои руки, он увидел, что вены потемнели, оплетая задние части его суставов. Ему нужна кровь. Ему нужно поговорить с Клэри. Ему нужно время подумать.
— Я шокировала тебя, — сказала она. — Я знаю. Это выгодная сделка, чтобы согласиться. Я была бы счастлива, дать тебе столько времени, сколько потребуется, чтобы подумать обо всем этом, и обо мне. Но у нас не так много времени, Саймон. Хотя я по-прежнему в этом городе, я подвергаюсь опасности из-за Рафаэля и его пособников.
— Пособников. — Несмотря на все это, Саймон слегка усмехнулся.
Камилла, казалась сбитой с толку.
— Да?
— Ну, просто… «пособники». Это все равно, что сказать злодеи или негодяи. — Она смотрела на него непонимающе. Саймон вздохнул. — Простите. Вы, наверное, не смотрели, столько плохих фильмов, как я.
Камилла слегка нахмурилась, очень тонкая грань появилась между ее бровями.
— Мне говорили, что ты будешь немного странным. Возможно, это потому, что я знаю немногих вампиров твоего поколения. Но чувствую, что мне пойдет на пользу, быть рядом с кем-то столь… юным.
— Новая кровь, — сказал Саймон.
На это она улыбнулась.
— Ну что, ты готов принять мое предложение? Начнем работать вместе?
Саймон взглянул на небо. Гирлянды белых огней, казалось, заслоняли звезды.
— Послушайте, — сказал он, — я ценю ваше предложение. Действительно ценю.
«Дерьмо», — подумал он. «Должен быть какой-то способ сказать это так, чтобы не прозвучало, словно он отказывался от свидания на выпускном. Я очень, очень польщен вашим приглашением, но… Камилла, как и Рафаэль, всегда говорила сухо, формально, как будто она была в
